Прощай, страна чудес

Обитатели Скрутова и соседних деревень быстро оценили посланный им подарок судьбы. Теперь они были избавлены от необходимости ходить за покупками в районный центр. Дважды в неделю в магазин завозили всё необходимое.

Так Марька стала видным человеком в деревне: и продавцом, и завмагом одновременно. Её сразу зауважали.

Народ в магазине толпился с утра до вечера. Покупатели активно опустошали магазинные полки. Они раскупали хлеб и макароны, крупу и муку, сахар и соль. Бутылки со спиртным тоже не застаивались. Тут же, у столика в углу, мужики разливали по стаканам водку, торопливо выпивали и закусывали. Кроме местных в магазин заезжали и дальние люди. У коновязи перед домом постоянно можно было видеть две-три подводы.

Летом в Скрутово приехала партия геологов, чтобы бурить скважины в поисках чистой воды. Бурильщики поселились в вагончике на краю деревни. Воду для питья они брали из колодца, а за продуктами приходили в магазин.

Старший группы, молодой техник Жора, зашёл в магазин и разговорился с Марькой.

– Не скучно тебе жить здесь, в деревне? – спросил он её.

– Скучно, – призналась она, – но я привыкла.

– А со мной в город ты поехала бы? Поженимся и будем жить как все добрые люди.

– А почему бы и не поехать? – ответила она. – Если всё всерьёз и по-хорошему, то поеду.

Сговор состоялся. Но деревенские жители, узнав об этом, встревожились.

– Это что же получается? – забеспокоились они. – Увезёт он нашу Марьку к себе в город, а в магазине-то кто будет работать? Не так-то легко найти нового продавца. Мало кто на это согласится. Заглохнет наш магазинчик!

Нужно было что-то делать. Деревенские парни начали подзуживать Жору:

– А известно ли тебе, мил человек, что наша Марька – тысячница?

– Это как? – заинтересовался Жора. – Она что, надоила тысячу литров молока? Или намолотила тысячу пудов зерна?

– Да нет, – объяснили ему. – Тут дело совсем другое!

– Вот оно что, – заметно огорчился Жора. – Действительно, мама у неё шельма. Да ведь не с мамой мне жить, а с дочерью. А она ни в чём не виновата.

– Конечно, не виновата, – не унимались острословы. Особенно усердствовали друзья Кости Овчарова, не забывшие нанесённую ему обиду.

– А ты заметил, что правый глаз у неё косит? Она же им ничего не видит. И на одно ухо она глухая. И операцию она ещё в детстве перенесла такую, деликатного свойства. Ей детей рожать нельзя. Из-за этого её и замуж никто не взял!

Скрутовские сплетники сделали своё чёрное дело. Ходить в магазин геолог Жора перестал.

Авдеиху с годами всё сильнее мучили угрызения совести.

«Что я наделала! – горько каялась она. – Польстилась на чужие деньги, заработала себе дурную славу и испортила дочери жизнь. У её ровесниц дети уже пошли в школу, а она засиделась в девках!»

Марьке она сказала:

– Я вот что придумала. Давай купим себе дом в городе. Денег у нас теперь достаточно. А свой продадим».

– Давай, мама, – охотно согласилась Марька.

Всё у них так и получилось. Они переехали в город. На новом месте Марька устроилась на работу по своей специальности. И если в деревне она старалась работать честно, то здесь научилась ловчить. Пупки с остатками шпагата с колбасных батонов она не срезала, а пожелтевший наружный слой с брикетов масла не удаляла, а умело перемешивала его с основной массой и пускала в продажу. Покупатели, не избалованные изобилием продуктов, непорядок видели, но помалкивали.

Авдеиха стала часто болеть и осенью слегла окончательно.

Перед смертью она винилась перед дочерью:

– Виновата я перед тобой, Марьянка, очень виновата! Словно умом я повредилась, позарилась на чужое. И тебе всю судьбу искалечила!

После похорон матери Марька пристрастилась попивать горькую. С мечтами о замужестве она распростилась окончательно. Подъезжали тут к ней женихи, да всё не те: один – изгнанный из семьи пропойца, а другой – вдовец с кучей детей. Зачем ей такой хомут на шею? Лучше уж доживать свой век одной. Вернее, вдвоём с придурковатой сестрой, которая ест без меры и жиреет от безделья. Целые дни она просиживает на мягком диване, тупо уставившись в телевизор.

– Лид! – окликает её Марька. – Ты бы хоть пол подмела!

– Щас, подмету, – с брезгливым выражением лица отвечает та, нехотя поднимаясь с дивана.

Перед сном Марька закрывается в своей комнате и полуголая сидит перед огромным зеркалом. Любуясь собственным отражением, она нанизывает на пальцы дорогие кольца и перстни. Шею её приятно холодит золотая цепочка тонкого плетения, с красивой брошью в виде сердечка. А в ушах у неё блестят красивые серьги с бриллиантами. Долго сидит она, красуясь сама перед собой, вознаграждая себя таким образом за бедную жизнь в юности.

Осенними вечерами, лёжа на кровати, думает она бесконечную думу о капризах судьбы, о том, как досадная случайность способна повлиять на всю жизнь человека.

Она смотрит на голые тополя за окном, один вид которых нагоняет на неё неизъяснимую тоску.