Прощай XX век (Память сердца)

Отец был боевым офицером, прошедшим Финскую и Великую Отечественную войны. Он рассказывал нам, своим детям, как замерзал в окопах на линии Маннергейма, как, будучи пехотинцем, прошагал, проскакал и прополз на животе к мирной жизни через всю Белоруссию и Польшу. Он был одним из организаторов партизанского движенья в белорусских лесах, командовал партизанским отрядом и закончил войну в польском городе Лигнице комендантом города. В белорусских лесах жить приходилось и в землянках и на голой земле. Часто зимой спали на снегу, ложась на одну полу полушубка, а закрываясь другой. От холода спасались спиртом. Спирт был универсальным допингом, и в бою помогал быть бесстрашными и спасал от холода. Один недостаток у этого лекарства — к нему привыкают. Война страшна еще и тем, что с нее возвращаются люди, привыкшие к ежедневному приему алкоголя. Армия, вернувшаяся в 1946 году в Россию, домой, принесла с собой алкоголизм, как известно, передающийся по наследству.

В сорок пять лет, отмеченный всеми орденами и медалями, кроме звезды Героя Советского Союза, (что его очень огорчало), здоровый, полный сил мужчина, вдруг оказался не у дел. Переживания отец глушил старым дедовским способом. В дивизии ему на выбор предложили, либо ехать генералом в Египет, либо уйти в отставку. Отец предпочел отставку, уж очень был обижен. Он имел право поселиться с семьей в любом столичном городе Советского Союза, но предпочел остаться в родной Вологде.

Гражданскую работу дали «в бытовке». Отец стал директором обувной фабрики, на которой еще в большом количестве работали бывшие фронтовики, почти все инвалиды, покалеченные на войне. Фабрика, в основном, занималась ремонтом обуви, но было на ней и маленькое производство, где делали первые кожаные сапожки, вошедшие тогда в большую моду. Сапожки — предмет вожделения всех вологжанок, выглядели очень хорошо, почти как импортные, время от времени завозимые в центральный универмаг и идущие нарасхват. Вологодские сапожки были сшиты из лучшей кожи, на самом модном каблуке — шпильке, но имели один большой недостаток — при ходьбе скрипели, как армейские сапоги!

Первое время мы от отца почти ничего не слышали о его работе. Наверное, он был растерян и унижен оттого, что его, полковника, боевого офицера поставили командовать мелким производством, на котором невозможно было реализовать себя в полной мере. Однако, будучи человеком, очень общительным и добрым, он быстро завоевал любовь и уважение своих «сапожников», ставших называть его «Батя», как на фронте. Постепенно он привык к новому месту, у него появилась заместительница, молодая женщина с образованием обувщика, хороший работник и прекрасный человек. Кроме того, отца избрали председателем городского Совета ветеранов войны. Работа с ветеранами была общественной, но она захватила отца гораздо больше, чем работа на фабрике. Тут все было знакомо и привычно, со многими ветеранами до демобилизации он служил в одной дивизии, многих знал по Северному военному округу. Сначала ветеранская работа приносила ему удовлетворение и даже доставляла удовольствие, позже, с годами, что-то изменилось. Кто-то, заслуженно или незаслуженно получал большие льготы и пенсии, кто-то меньшие. Появился внутренний разлад, и это не могло радовать отца, который старался помогать ветеранам в получении квартир, улучшении жилищных условий и тому подобное. Встречи ветеранов, направленные на благое дело — сбор информации об их участии в прошедшей войне, составление некоего исторического материала о них, хранящегося теперь в областном краеведческом музее, на работу с молодежью, перерастали в выяснение отношений. В то время одни считали отца замечательным человеком и самым лучшим руководителем, у других он вызывал неодобрение и раздражение. Как правило, эти другие были либо обиженные ветераны, либо крупные городские руководители. Отца это не очень волновало, он говорил: «Я живу хорошо, у меня все есть, за себя я просить ни к кому не хожу». И не ходил, никогда.

С годами редели ряды ветеранов, физически уменьшалась общественная работа. Но отцу очень важно было, чтобы его знали, помнили и любили. Он ходил на все ветеранские встречи, бывал на всех праздничных демонстрациях, стоял на трибуне возле памятника Ленину и ходил рассказывать о войне и героизме советского народа всюду, куда его приглашали. А приглашали его в школы, в техникумы, в институты, в партийные организации, в газеты и тому подобное, и всюду встречали с распростертыми объятьями и накрытым столом.

Вскоре отец ушел на пенсию, все меньше его друзей собиралось по праздникам на площади Революции, и закончилось все ранним инсультом, диабетом и несколькими годами почти неподвижной жизни на диване поближе к кухне и туалету. Он стал никому, кроме нас, не нужен. Мы вдвоем с мамой на руках таскали отца с четвертого этажа к машине скорой помощи и возили его из одной больницы в другую. В последние два года ему сделали четыре операции, отрезая по частям правую ногу.