Прощайте, любимые

Нину в госпиталь не пустили. Полицейский, с безбровым пропитым лицом, на котором топорщились совсем реденькие усики, выслушал Нину, затянулся табачным дымом и сплюнул себе под ноги.

— Не будет тут твоего родственника, если он заболел или ранен недавно. Тут лежат с тех пор, как красные удрали. А твой, выходит, новенький. Нету здесь таких...

Круг замкнулся. Нина повернулась и медленно побрела обратно.

... Несколько дней она помогала матери убирать огород. Приближались заморозки. Когда подули холодные декабрьские ветры, Нина стала собираться в путь.

— Ты куда, доченька? Говорила ж, больше в город не пойдешь...

— А я в его деревню, мама.

— Ты с ума сошла?

— Родители, видно, давно его похоронили, А он у нас был. Должна я им все рассказать.

Мать поняла эту несложную хитрость Нины.

— Как хочешь, а в Барсуки не пущу. Ты сама подумай — близкий свет — верст сорок с гаком. Мало ли что может случиться в дороге. Нет, как хочешь, в Барсуки не пущу. Вот мое последнее материнское слово.

— Я пойду, мама, — твердо сказала Нина,

— Нет, не пойдешь.

— Пойду. Я не могу не пойти.

— Доченька...

— Пойми, а если бы я пропала вот так. Легко тебе было бы? А я им весточку принесу.

— Да не сворачивай ты на родителей... — уже мягче сказала мать. — Все равно не пущу.

Нина обняла мать, прижалась щекой к ее щеке:

— Мамочка, что хочешь со мной делай, — нету мне жизни без Федора. Дай испытаю последнюю надежду — авось дома что-нибудь про него знают...

Мать промолчала. Нина почувствовала, как по щеке ее скатилась слеза. Нина легонько отстранила мать, посмотрела в ее влажные глаза и поцеловала:

— Спасибо тебе, миленькая, родненькая, я знаю, что ты хочешь мне только добра...

Собирались в хате Николая. Опираясь на костыль, он ходил вокруг стола, на который мать выставила квашеную капусту, огурцы, хлеб, две бутылки самогона.

— Слухай, Федя, я думаю, что для разговора стол подходящий, як у людей...

Федор сидел у окна и ожидал Катю.

— Сколько же нас будет? — переспросил он Николая.

— Небогато, — вздохнул Николай. — Как говорится, ты да я да мы с тобой... Ну, Катя и еще моя двоюродная сестренка Степанида. Зоотехничка в Могилеве у родственников. Для начала хватит. А там присмотримся — и еще кого-нибудь примем... Вот, к примеру, в соседнем Заозерье молодежи в два раза больше, чем у нас.

— Ты считаешь, что организацию надо было создавать там?

— И там... Но это уже не твоя забота. — Николай сел рядом и свернул цигарку. — Они ж в нашу школу бегали. Мы их знаем и они нас. Там один такой хлопец есть — сорвиголова. Рискованный. Да ты должен его знать — Новиков... Кажись, вы учились с ним в одном классе?

— Так он же полицай.

— Слухай, с него полицай, как из меня китайский император. Приехал как-то ко мне с повязкой на рукаве, с винтовкой на плече и шепчет — ты меня не бойся, я бобиком не стал, просто пошел в глубокую разведку и буду знать — где, что и для чего...

Мать принесла из кладовки кусочек сала и положила на блюдце.

— Сало сами порежете, а бульба в печке. Пойду к соседке, посижу трохи...

Потом пришла Степанида. Маленькая, кругленькая, усыпанная веснушками. Она широко улыбнулась и подала Федору маленькую жесткую руку:

— Сколько зим, сколько лет.

— А ты все не растешь? — ответил на улыбку Федор.

— Николай за всю родню вытянулся, как телеграфный столб...

Пришла Катя, запахнувшись в демисезонное пальто. У порога она сняла пальто, и Федор увидел ее в незнакомом нарядном платье с длинными рукавами и маленьким стоячим воротничком. Платье облегало стройную Катину фигуру и очень было ей к лицу. Поймав на себе взгляд Федора, Катя слегка смутилась и поспешила сесть.

— Слухай, Степанида, будь за хозяйку, — попросил Николай. — Порежь вот это сало, да в печке бульба тушеная. Давай ее немедленно на стол.

— На ночь столько еды? — улыбнулась Катя.

— До ночи еще далеко. А на голодный живот какой разговор. Да и встречу со стажером надо обмыть. Это сколько мы с тобой не виделись, Федор? Ты с того свету, да я с того свету... Вот и считай — целую вечность.

Катя помогла Степаниде управиться с картошкой и салом, поставила па стол граненые стаканы. Федор понемногу налил каждому из поллитровой бутылки.

— Николай прав. Давайте сперва за встречу. Ее могло и не быть, — он мельком глянул на задумчивую Катю, — но, видно, везучие пока что мы...

Поели горячей картошки с соленым огурцом. Николай опять потянулся к бутылке.

— Нет, — придержал его Федор. — Теперь займемся делом. Начну с того, что пришел я к вам по направлению райкома партии, чтоб создать комсомольскую организацию.

Степанида посмотрела на Федора широко открытыми глазами. Веснушки на ее лице собрались еще гуще.

— Я что-то не пойму... Немцы уже в Москве и Ленинграде, а ты говоришь — райком...