Прощайте, любимые

— Брехня, — отрезал Федор. — Все это брехня. Я знаю последние сводки — под Ленинградом они завязли, как черт в болоте, под Москвой наши ведут жестокие оборонительные бои. Скоро положение изменится. А им выгодно запугать — чтобы никто не посмел поднять головы. Во всех захваченных врагом районах живут и работают подпольные партийные и комсомольские организации. Они делают все для того, чтобы приблизить нашу победу, — срывают заготовки продуктов, карают предателей, создают партизанские отряды, одним словом, действуют. А у вас тут тишь да гладь. Конечно, три комсомольца на всю деревню — это почти ничего, но если каждый возьмет на себя смелость привести в организацию несколько надежных парней и девчат — это уже будет сила, с которой придется считаться.

— А я думаю тоже идти в партизаны, — сказал Николай.

Федор снисходительно улыбнулся: — Чудак человек, подпольная комсомольская организация — это и есть партизаны. Они должны быть вооружены, тайно выходить на задания, а жить в деревне, среди своих...

В хате стало смеркаться. Николай встал, чиркнул спичкой, поднес к лампе, что висела над столом. Лампа зашаталась, и причудливые тени запрыгали по стене.

— Слухай, Степанида, завесь окна от любопытного глаза, — попросил Николай. Степанида встала из-за стола, подошла к окну и тихо простонала:

— Ой, кажется, до нас полицай.

— А ты чего испугалась? — спокойно сказал Федор, нащупывая в кармане пистолет. — У нас просто вечеринка.

Не успела Степанида завесить окно, как дверь отворилась и вошел Новиков.

— Добрый вечер в хату, — сказал он и широко улыбнулся. — Примите в компанию. — Он поставил в угол винтовку, снял шапку и повесил ее у порога.

— Проходи, садись, гостем будешь, — пригласил Николай. — Степанида, налей хлопцу штрафную.

— Штрафная не мне, а вам, — без тени улыбки сказал Новиков. — Вы тут разговоры разговариваете, а Кузьма Кузьмич навострил лыжи в город.

— Ну и что? — спокойно спросил Николай. Новиков выпил полстакана, звучно закусил огурцом!

— Сколько я за ним присматриваю — он почти никогда в город не отлучается, а сегодня против ночи на подводе укатил. Я ехал верхом и перегородил ему дорогу.

— Что случилось? — спрашиваю, а он, хитрая такая лиса, никогда правду не скажет, хоть мы с ним и в одной шкуре сейчас. — Хочу, говорит, с утра на Быховский рынок попасть, выменять кой-какой одежонки. За кусок хлеба, говорят, можно целый костюм шевиотовый купить. Я, конечно, не верю, но поворачиваю коня и уступаю ему дорогу. Как бы не надумал чего этот Кузьма Кузьмич.

— Что это ты такой осторожный стал? — спросил Николай. — Я Кузьмича тоже не первый год знаю. Побоится он против своих односельчан пойти.

— А может, он выполняет приказ. Тут он лоб расшибет, потому что побоится не выполнить.

— Черт его знает... — усомнился Николай.

— А ты меня не признал, — обратился к Федору Новиков.

— Вижу, будто знакомый, — улыбнулся Федор, — а посмотрел на повязку твою и сразу забыл; что в одной школе учились.

— О повязке в другой раз, — нахмурился Новиков. — Я соображаю, что тебе, Федор, и этому Катиному дядьке надо быстрее сматывать удочки.

— Федор вернулся в родительский дом, а у дяди никого не осталось, — вмешалась. Катя. — От этого новой власти никакого вреда.

— Я высказался... — Новиков встал из-за стола, поправил ремни па куртке немецкого покроя. — А вы продолжайте прения. Может, все-таки укрыться на время? — Он надел шапку, взял в углу винтовку и тихо прикрыл за собой дверь.

В хате наступило напряженное молчание. Первым нарушил его Николай..

— Ну, что скажете?

— Бобик, — заключила Степанида. — Виляет и нашим и вашим.

Катя молчала.

— Я помню, что этот Новиков был неглупым парнем, — сказал Федор. — И, видно, есть у него какие-то основания, если он пришел с предупреждением.

— Видно, есть, — согласился Николай. — Ну, давайте кончать нашу сходку,

— Я предлагаю, — сказал Федор, — избрать секретарем комсомольской организации нашей деревни Николая.

Кто против? Никого. Вот и хорошо... Уже у порога Николай посоветовал!

— Слухай, Федя, ты подумай про то, что говорил Новиков. Может, и правда махнешь куда-нибудь?

— А я разве зимовать собрался? — улыбнулся Федор. — У меня в районе деревень много.

Торопливо простилась Степанида. Федор и Катя взялись за руки и пошли по улице.

— Меня больше всего беспокоит, — сказала Катя, — что Михаил Тимофеевич вызывает подозрение. Не верят люди в наши родственные связи. А этот Кузьма Кузьмич одно время так зачастил, что мы с мамой не на шутку переполошились.

— Вот что, Катюша, — Федор крепко сжал Катину руку. — Утром я уведу Михаила Тимофеевича в отряд...

Подошли к дому Кати.

— Знаешь что, — предложила Катя, — давай пойдем в амбар и откопаем его документы.

Ворота были не заперты. Катя тихонько приоткрыла половину, придержала ее, и они проскользнули в середину без стука и скрипа. Запах сена и соломы напомнил аромат горячего осеннего поля. Катя попросила спички, зажгла висящий в углу фонарь, прикрутила фитиль на самый слабый огонек.