Прощайте, любимые

Когда хлопцы поели, отлучившийся на время невозмутимый Платонов доложил:

— Склад наш пропал, товарищ лейтенант, так что с обмундированием ничего не получится.

— Как это пропал?

— А вот так. Захватили его фашисты в Благовичах.

— Не надо нам ничего, — сказал Иван. — Мы уже привыкли к своему, а новенькое будет еще подозрительнее.

— Ладно, идите. А если тебе, Ледник, доведется с братом встретиться, — скажи, видел в сорок первом под Могилевом Одинцова с Гродненской табачной фабрики...

Поздним вечером пробирались ребята вдоль Чаусского тракта. По их расчетам до Могилева оставалось километров семь.

Издали светило зарево пожаров над городом, а на дороге было пустынно и тихо. Иногда в темноте догорали остовы разбитых машин или вздымались трупы лошадей, лежавших в дорожной пыли. Казалось, ничто не предвещало беды.

Вышли на поле. Впереди темнел небольшой, но довольно рослый лес. Молча приближались к нему ребята. И вдруг услышали громкий окрик:

— Хальт!

Поначалу они опешили от неожиданности и, правду говоря, даже не поняли, что их окликнули по-немецки.

— Ложись! — шепнул Иван, догадавшись, что они напоролись на засаду или сторожевой пост.

— Хальт! — закричал еще громче тот в лесу, и ребятам показалось, что в голосе его был страх.

— Перебежками вправо. Там снова начинается лес. Пошли! — Иван бросился первым.

Прозвучали автоматные очереди. Трассирующие пули прошили воздух над полем красными нитями. Вскочил и побежал Эдик, потом Федор. С опушки леса началась беспорядочная пальба. Ребята бросились в высокую не-скошенную рожь и почувствовали себя в безопасности. Иван, а за ним Эдик бежали уже в полный рост. Колосья хлестали по лицу, стебли цеплялись за ноги, дышать становилось все труднее.

Эдик первым в изнеможении упал во ржи. Не слыша тяжелого дыхания друга, остановился Иван. Подошел и лег рядом. Земля пахла теплой соломой.

— А где же Федор? — Иван вскочил на ноги, позвал негромко: — Федя!

Ответа не было. Встал и Эдик.

— Как же мы сразу не заметили... Федя! — позвал он. Далеко в стороне постреливали вспугнутые гитлеровцы, освещая поле ракетами.

— Назад! По нашим следам, назад! — скомандовал Иван. Но найти собственные следы в ночном поле было невозможно.

Ребята плутали, все время негромко окликая друга, боясь, что их услышат и снова откроют огонь.

— Хлопцы... Я здесь! Хлопцы! — наконец услышали они слабый голос Федора,

— Ты чего?

Федор лежал во ржи, свернувшись клубком.

— Я, кажется, ранен... — сказал он. — Ногу режет, как ножом. Вот тут, ниже колена...

Иван быстро снял с себя пиджак, верхнюю рубашку, сорвал с тела майку.

— Эдик, давай и ты что-нибудь, — сказал он, — а то будет, как с Сергеем...

Они подняли набрякшую кровью штанину и долго на ощупь перевязывали.

— Идти сможешь? — спросил Иван.

— Попробую... — Федор оперся на руку Эдика, встал и застонал.

— Иван, возьми его винтовку, — попросил Эдик. — А ты обними меня за шею... Да берись покрепче.

Попеременно несли они раненого Федора, пока не выбились из сил. Стало светать. Совсем недалеко послышались автоматные очереди, потом застрочили пулеметы и ударила пушка раз, второй, третий...

— Ребята, простите, что так получилось... — вдруг сказал Федор. — А теперь я для вас обуза.

— Дурень ты, — спокойно сказал Иван.

— Кому я нужен в Могилеве? — спросил не то себя, не то ребят Федор. — Оставьте меня где-нибудь.

— Не оставим же в лесу. — Эдик достал полпачки махорки, кусок бумаги, неумело свернул цигарку. — Вот, Платонов дал на прощание. Раскурим одну на троих и подумаем, как быть.

— Давай сделаем носилки... — предложил Иван.

— И с ними прорываться на Луполово?

— Почему прорываться?

— А ты что, не слышишь, что город уже в кольце, что мы отрезаны от своих.

Наступило молчание.

— Я пойду в разведку, — сказал Эдик.

— Осторожно, — предупредил Иван. — Смотри, мы будем ждать.

Докурил цигарку Федор.

— Слушай, — тихо сказал он, — если Могилев в кольце, то чем вы с Эдиком поможете?

— Там Устин Адамович с ребятами подумают, что мы струсили, — твердо сказал Иван. — Чем сумеем, тем поможем.

— Ну, смотри. Вернулся Эдик.

— Мы возле Гребенева. Тут хаты стоят недалеко от леса. Я ведь сюда по грибы ездил и как-то сразу не узнал.

— Пошли, ребята, — скомандовал Иван и взял на спину Федора. — Постучимся в первую хату. Люди свои...

Они долго стучали в окошко маленькой, покосившейся от времени хаты. Никто не откликался. Эдик прилип носом к стеклу, приложил ладонь, чтобы не отсвечивало, и заключил:

— В хате никого нет.

В это время откуда-то с огородов появилась девушка. В большом платке, телогрейке, в новых мальчуковых ботинках.

— А мы сидим в яме на огородах, — виновато улыбнулась она. — И ничего не слышим. — Она посмотрелана ребят и тихо ойкнула: — Да вы раненые...

— Нет, — сказал Эдик, — только один, — он кивнул в сторону Федора.

— Да что же мы стоим, заходите скорей в хату, — заторопилась девушка. — А мы сидим в яме и ничего не слышим. Такой бой был, такой бой, а теперь перекинулся на Луполово. Да вы располагайтесь. А товарища Осмоловского положите вот сюда. Я ему перевязку сделаю.