Прощайте, призраки

Банальная фраза, да к тому же лживая. На самом деле я вовсе не считала, что это было вчера или сегодня, скорее, это было в прошлом, которого я так и не забыла, как могла бы забыть, став взрослой. Это было не вчера и не сегодня, это было всегда; пока крыша моего дома рушилась, стены внутри соседского дома успели разобрать и возвести заново. Я завидовала повседневной жизни своей соседки — у нее были плита с духовкой и запах чистоты в доме, у нее были будущее и скатерть с принтом в виде сладостей и рецептов на английском языке, возможно купленная в медовый месяц, фотографии которого, должно быть, красуются на стенах и в альбоме, на жестком диске компьютера и в семейном чате. Наши с ней судьбы сложились совершенно по-разному.

— Моя мать… — перешла я к делу и замялась. — Когда-то давно у нас с ней зашла речь о вас, и мама предположила, что твой отец многое поменял в своей квартире, он ведь у вас мастер на все руки, вот и полы на террасе сантиметров на пять поднял. Кстати, как он поживает?

В нормальном мире отцы стареют, болеют, умирают. За пределами моего дома отцы не были пугающими сущностями, сотканными из пустоты.

— На прошлой неделе упал в ванной и растянул запястье. К счастью, мама была дома, сразу отвезла его в больницу. Они сейчас живут ближе к центру.

— Надеюсь, он скоро поправится.

— Спасибо. Отец действительно кое-что переделал на террасе, но про сантиметры я ничего не помню. Маме не нравился цвет старой плитки, они с моей сестрой купили новую. Когда бишь это было? Лет двадцать назад, наверно. Мы тогда еще все жили тут.

— На самом деле сантиметров было не пять, а три — моя мама любит преувеличить.

— Джулиана, Ида верно говорит, твой отец поднял пол на террасе. Сама знаешь, если ему что втемяшится, он никого не слушает и делает по-своему. Вспомни, в каком состоянии была ванная, когда мы сюда въехали.

Наконец я услышала, как зовут соседку. Джулиана. Ванная. Имена собственные, имена нарицательные, диалоги, полы, ошибки, факты, придирки.

— У нас много лет проблемы из-за избытка влаги на кровле. Потолок под террасой весь в трещинах, краска отслаивается, штукатурка сыплется. Месяц назад все стало еще хуже, и мама решила отремонтировать крышу.

— Да, точно, я видела на террасе рабочих. Ида, мне очень жаль, что вы из-за нас так настрадались. Почему твоя мама не обратилась к нам? Мы бы вместе что-нибудь придумали. Ох, отец, вечно он хочет как лучше, а получается сплошное вредительство…

Ребенок бросил вилку на пол, громко захныкал; по телевизору шла реклама. Я опустила глаза, глядя на узор из листьев на подоле маминого платья, ощутила, как давит на горло воротничок, почувствовала, что уши горят, а глаза чешутся. Мне хотелось плакать. Это было бы так просто, так естественно. Почему мы ничего не сказали соседям? Что мешало нам позвонить в их дверь и все обсудить? Что я могла ответить Джулиане? «Мы годами разрушали свою жизнь, потому что язык не поворачивался произнести вслух слово „возмездие“, потому что нас обездвиживало и лишало дара речи возвращение отца, который раз за разом являлся к нам в виде воды, лившейся на нас через пропасть этих злополучных сантиметров» — вот таким был бы мой ответ с точки зрения обездоленной девочки-подростка, которая продолжала жить в моей душе. А может, мне следовало сказать Джулиане: «Понимаешь, мы с мамой были заняты тем, что оборонялись». «От кого?» — спросила бы она. «От тебя, от всей вашей семьи», — ответила бы я, а она едва ли поняла бы меня правильно.

— Фирма, которая делает ремонт, попросила договориться с вами о высоте полов. Они поднимут пол на нашей террасе до уровня вашей, и мне необходима гарантия того, что вы не будете переделывать пол у себя и не поднимете его еще выше.

Джулиана и ее муж с заговорщицкими улыбками переглянулись.

— Мы выставили квартиру на продажу, мужа переводят на работу в Палермо.

— И продавать надо быстро, время уже поджимает, — добавил Карло.

Сперва я не поняла, на что он намекает, но потом опустила взгляд на футболку своей соседки, обтягивающую выступающий живот, и сообразила: она же беременна, срок месяцев пять-шесть! Взгляд Джулианы был уверенным и доверчивым одновременно, в нем читалась безмятежность человека, который не боится проиграть, потому что ведет игру на совсем другом поле.

— Ого, это же чудесно, мои поздравления, — зачастила я, пытаясь скрыть свою рассеянность.