Прощайте, призраки

Перед мамой я чувствовала себя обвиняемой, которая клянется в своей невиновности, но в глубине души все-таки ощущает за собой вину.

— Раз ты забыла, я должна помнить вдвое больше. Это ты заставляешь меня удваивать усилия.

— Ты утверждаешь, будто все помнишь, но это ничему тебя не учит. Я не забыла, Ида. Мы уже достаточно нажились с этой болью, которую ты упорно пытаешься поднять на поверхность, но все проходит, а любая боль притупляется. Прошлое никогда не бывает одинаковым, через много лет его можно описать по-другому, слышишь? Тебе же только и надо, чтобы я тосковала до изнеможения и скорбела о человеке, который нас отверг. Твой отец растоптал мою жизнь, но это тебя не волнует, ты смакуешь свое страдание и даже подумать не желаешь о том, как я жила, оставшись без мужа с дочерью-подростком. Он ушел, и мы уже не узнаем куда. То, что люди испытывают в первые дни отношений, не имеет ничего общего с тем, что происходит дальше. Брак начинается тогда, когда все эти охи-вздохи заканчиваются. Зачем ты вышла замуж, раз дети тебе были не нужны? Если намеревалась стать матерью, не нужно было откладывать. Теперь ты заявляешь, что не хочешь детей, а ведь когда-то говорила, что, если у тебя родится сын, ты назовешь его Себастьяно в честь отца.

Мама ничего не придумала. Давным-давно, словно в другой жизни, я была маленькой девочкой, которая обнимала отца и гладила его бороду, качала кукол и мечтала о сыне, который будет носить его имя. Мать сохранила это воспоминание и возвращала его мне сияющим и отчетливым. Я хотела бы ответить, что никакого Себастьяно не существовало, но тогда погрешила бы против истины: живой или мертвый, Себастьяно был и будет всегда.

— То есть ты предлагаешь мне подарить жизнь сыну и назвать его в честь папы? Произвести на свет ребенка, который никогда не узнает, чье он носит имя — живого человека или мертвого? Я не дам ему ни имени, ни жизни, потому что, пока тело моего отца не обрело пристанища, покоя не будет ни у меня, ни у детей, которых я могла бы родить, — выпалила я на одном дыхании, ощущая себя персонажем греческой трагедии.

На мой выпад мама ответила молчанием. Почувствовав победу за собой, я решила сменить тему и предложила сходить за покупками к ужину, но мама сказала, что у нас и так все есть. Мне же хотелось выпить местного пива, легкого и пенистого, взять его прямо из холодильника продуктового магазина рядом с домом. Мне нужен был кислород, много кислорода; выйдя на улицу, я жадно задышала. Едва я вошла в магазин, его владелица приветствовала меня по имени. Мне были неприятны напускное добродушие и памятливость этой сварливой старухи, которая отличалась таким деспотизмом, что никогда не оставляла в лавке за главного ни одного из своих детей и безраздельно правила королевством прилавков, созданным задолго до моего появления на свет. Она оставалась такой же, что и в моих воспоминаниях, разве что двойной подбородок превратился в тройной, а морщины стали более глубокими и многочисленными. Выйдя на улицу, я дошла до пьяццетты вблизи торренте Трапани, с недавних пор переделанной в детскую площадку, села на скамейку, откупорила бутылку, сделала первый глоток пива и подумала о Пьетро.

За несколько дней до моего отъезда в Мессину мы решили отметить окончание сезона моей программы и отправились ужинать в свой излюбленный ресторан. Я взяла мясо и салат из цикория, муж выбрал фетучини, а вместо обычной полбутылки домашнего красного заказал целую бутылку фриульского вина. С первым бокалом я почувствовала, как спадает усталость. Весь август я трудилась без отдыха, мучаясь от римского зноя и толп туристов, невыносимо страдая в метро и за вечно закрытыми ставнями. Пьетро что-то рассказывал, но я слушала его вполуха, он жаловался сперва на работу, потом на вечно ломающуюся машину. За вторым бокалом я окончательно расслабилась, официант принес нам заказ, я вытянула ногу под столом, чтобы подразнить мужа, как в первые дни нашего знакомства. Он опустил руку и погладил мою лодыжку, затем кивнул и отлучился в туалет. Я знала, что он пошел мыть руки. Его ласки были нежными и пикантными, но привычка к чистоте напомнила мужу, что мы все еще сидим за столиком в ресторане и что нам нужно трогать не только друг друга, но и приготовленную для нас еду. Я утопила разочарование в третьем бокале и в послеобеденном дижестиве с крендельками. Когда мы вернулись домой и легли спать, муж притянул меня к себе и робко поцеловал. Я не отреагировала на его заигрывания, и он почти сразу отстранился.

Желание умеет быстро улетучиваться и не возвращается по первому зову или потому, что так надо. Мы с Пьетро старались вернуть то неуловимое, что нас угораздило утратить, но терпели в этих попытках поражение за поражением.

В послеполуденный час улицы были безлюдными. Я покрутила головой по сторонам и вдруг увидела знакомый стройный силуэт. Молодая женщина со светлой вьющейся шевелюрой переходила дорогу и оживленно болтала с кем-то по телефону.

— Сара! — ахнула я и бросилась догонять подругу юности.