Оксана Белокурая поспешила в госпиталь.
— Как себя чувствуешь, Азат? — спросила она.
— Ну был жар. Велика важность! — отмахнулся Байгужин. — Теперь ничего.
— Сможешь ответить на мои вопросы? Если чувствуешь себя плохо, разговор отложим до утра. Спешить не будем…
Азат весь как-то съежился, пробормотал что-то невнятное, а потом, взяв себя в руки, спросил:
— Можно, вам расскажу все по порядку? Ладно?
— Хорошо, Азат.
— Перед выходом на разведку я сказал Мишке: «Чего это ротный Туманов никого с собой на задание не берет, а меня берет?» А Мишка отвечает: «Может, потому, что ты остался сиротою? — «Как это сиротою?» А Мишка понял, что проговорился, замолчал… «Ну-ка повтори!» — заорал я на него и чуть не хватанул палкой. А он чуть не ревет… «Я, — говорит, — думал, ты знаешь, что твою маму казнили… В отряде все уже знают…»
Я тут упал как сломленный и перестал белый свет видеть. Мишка рядом плюхнулся. «Прости! — говорит. — Дай мне по морде». А я в ту минуту одного хотел — умереть!
Оксана Белокурая растерянно молчала. Азат справился с волнением и продолжал:
— Я расскажу вам про маму, чтобы вы знали, какая она у меня была… Я еще тогда понял, что вижу ее в последний раз. Мы жили в то время в чужом доме, мама спала на деревянной кровати, а я на сундуке. В ту ночь окна были занавешены, потому что наступил комендантский час. Где-то все время палили из автомата. Я знал: кто чуть замешкается на улице, сразу пулю в лоб получает. А когда на улице завизжали немецкие овчарки, у меня появилось недоброе предчувствие. Я говорю маме: «Спать пора!» А она словно не слышит. Чуть приоткрыла штору и все смотрит, смотрит в ночь, будто кого-то ожидает. Вдруг мама говорит: «Все это мне не по душе!». Я спрашиваю: «Ты, мам, немножечко трусишь, да?» Мама удивилась: «С какой стати мне трусить!» — «Они могли сцапать того дядьку, который приходил к нам за аптечкой». — «Тебе лучше забыть о нем». — «Я уже забыл о нем, мам, — отвечаю я. — И о тетке забыл, которая унесла пять пистолетов». — «Вот и умница!» — «Мам, а мам, — спрашиваю я, — а почему дрожит твоя рука? Ты озябла, да?» — «Устала, сынок!» Тут кто-то четыре раза стукнул в нашу дверь. Это был пароль. «Свои, — сказала мама, — отопри!»
Вошел незнакомый дядя, но мама его знала. «За вами не было погони?» — спросила она. «За мной нет, — отвечает тот. — Фашисты оцепили все улицы, а я через забор, через забор…» Сам говорит и делает какие-то знаки маме. «При нем можно. Он у меня молодец!» — успокоила мама. «Они обыскивают дом за домом, надо унести чемодан, — сказал дядя. — Да вы не беспокойтесь. Мне перебежать через два двора, а там и след мой простыл!» Уже с чемоданом он задержался на пороге: «Если в течение трех минут не услышите выстрела, считайте, что я ушел. Прощайте!» Как только за ним захлопнулась дверь, мама предупредила: «Постарайся забыть и его!» — «Я сроду и не видел его, мам», — отвечаю.
Мама села на сундук, и мы стали ждать. Минут через пять мама спросила: «Тебе, Азат, не показалось, что стреляют?» — «Нет, мам. Успел дядя. Ушел». И тут под нашим окном овчарки залаяли. «Слушай меня внимательно, — сказала мама. — Гестаповцы могут меня увести с собой, а ты скройся, пока и тебя не хватились». — «Хорошо, мам. С этой минуты я глух и нем. Ладно, мам?» Раздался сильный удар в дверь. «Входите! — крикнула мама. — Дверь не заперта!» Гестаповцев было пятеро.
«Фрау Байгужина?» — спросил офицер. — «Да», — подтвердила мама. «Обыскать!» — приказал фашист. Я завизжал как резаный: «Ой-йый! Ио-йый!» — «На каком языке?» — быстро обернулся офицер к маме. «Да он у меня немой от рождения», — ответила мама.
Гестаповцы ничего не обнаружили, потому что искали не там, где надо. «Одевайтесь, фрау Байгужина!» — приказал офицер. «За что вы меня арестовываете?. — спросила мама. — Мои документы в порядке». — «Идите!» — крикнул офицер. Я бросился к маме, но какой-то фриц так саданул меня, что дух вышиб…
Азат побледнел, и Оксана Белокурая решила прекратить расспросы.
У входа выросла фигура радиста Голосуева.
— Радиограмма.
Оксана Белокурая прочитала: «Завтра ждите самолет после двадцати двух часов». Значит, времени не остается и надо обязательно сегодня расспросить Азата о том, что же произошло в доме лесника.
— …Мне здорово захотелось отомстить фашистам, но я еще не знал как, — продолжил свой рассказ Азат Байгужин. — Большак прошли мы с Тумановым уже под дождем. Ливень нам помог, лучшую маскировку не придумаешь. Шли мы без остановки, где ползком, где перебежками.
Потом плашмя лежали под кустами, наблюдая в бинокль за домом лесника. Он казался необитаемым. Я здорово волновался. Мне все казалось, будто кто-то наблюдает за нами.
«У тебя зубы болят, что ли?» — спросил Туманов. «Ничего у меня не болит», — ответил я. «А чего ерзаешь?»
Я видел, что и ему не по себе. И его прямо-таки распирает от злости. Потом он сказал:
«Пропади все пропадом! Я пошел, а ты давай за мной и следи за моими сигналами».