Прощайте, скалистые горы!

Ира поставила на тумбочку маленькое зеркальце, чуть присела и, пригладив на висках короткие завитки волос, вышла в коридор.

В стационаре наступило то время, когда дежурный врач обычно садился к столу около лампы и читал книгу или чутко дремал в дежурной комнате. Медсестра в последний раз заглядывала в палаты и уходила в перевязочную, где до рассвета бодрствовала всю долгую осеннюю ночь, чутко прислушиваясь к тревожным стонам раненых.

Совершив вечерний обход, Ира подошла к палате, в которой лежал Ломов, и задержалась около двери. Ею овладело такое чувство, которое бывает перед встречей с человеком, давно ставшим хорошим другом. В самом деле, в первые дни жизни в Заполярье между нею и Сергеем Ломовым завязалась искренняя дружба. Вместе они восхищались морем, скалистыми, сурово-величавыми сопками. Ире было жаль, что дружба так неожиданно прервалась. И вот новая встреча. Но какая… Сережа ранен. Ранена и её новая, единственная подружка на Рыбачьем — Евстолия…

Девушка осторожно открыла дверь и вошла в палату. На тумбочке слабо горела лампа, освещая белую повязку и лицо спящего Ломова. Спали и его соседи по койкам.

«Какой у него большой открытый лоб… А как он вдруг осунулся…» — подумала Ира, глядя в лицо Ломова, и ей стало жалко его.

Ира присела было на табурет. Но жалость, сострадание, пробудившись в ней, вызвали желание что-то делать. Она встала, разгладила салфетку на тумбочке, взяла недокуренную папиросу и уже хотела было смять её в руке, но, подумав, положила на перевернутый стакан. Неожиданно она вздрогнула, отдёрнула руку и снова торопливо опустилась на табурет.

Сергей уже не спал. Его глаза весело, с радостным удивлением смотрели на девушку.

— Я помешала, да? — спросила Ира.

— Нет, не помешала. Мне снилось, что мы были с тобой в Доме флота в Полярном вот, проснувшись, я не мог понять, как мы очутились здесь.

Ира улыбнулась.

— Лежи спокойно, поправляйся, — она хотела уйти, но Сергей удержал её за руку.

— Когда ваша делегация уехала, — сказал он, — такие скучные дни потянулись в гостинице. Еле дождался назначения. Но как ты оказалась в нашей бригаде? Это же чудо.

Ира рассказала Сергею, как делегация сибиряков приехала на Рыбачий и как она с разрешения командующего осталась в бригаде.

— Я очень переживала, что не успела тебе оставить свой адрес. Так неожиданно мы уехали, — закончила она свой рассказ.

Ира говорила, наклонившись над Сергеем, и он, слушая, чувствовал её тёплое дыхание.

— Ты помнишь, читал мне стихи? — неожиданно спросила она и тихо продекламировала:

…Друзья, друзья! На новых перепутьях, —
Пройдут года, — мы встретимся опять,
Обнимемся, друзья мои, пошутим
И по старинке по цигарке скрутим,
Затем начнём о прошлом вспоминать.

— Встретились… Все ещё не верится, что встретились, — задумчиво сказал Ломов, садясь на койке и плотнее закрываясь халатом.

Из соседней палаты кто-то громко позвал «Сестра!», потом донёсся короткий стон, и снова наступила тишина. Ира порывисто встала, но тут же нагнулась к Сергею, посмотрела ему в глаза. Она хотела сказать ему что-то ласковое, приятное, но покраснела, смутилась и торопливо вышла из палаты.

ГЛАВА 7

Наступила неожиданная оттепель. Из-под талого снега пробивался жёлто-красный, кое-где ещё зелёный покров прибрежных сопок. Спокойное море дымилось легким туманом, скрывая горизонт. Стояла тишина. Только иногда чайка с разлёта вдруг громко вскрикивала над берегом и падала с высоты в море.

Тишина казалась Ломову напряжённой и грозной, как будто вот-вот воздух разрежут торжественные звуки победного марша и поплывут они неудержимой лавиной на «большую землю», увлекая за собой наступающие части.

Главный врач разрешил выписать Ломова. Но, как нарочно, сестра-хозяйка стационара после обеда уехала в прачечную и ещё не возвратилась. Мучительно долгими показались Сергею часы ожидания, пока выдадут обмундирование.

Великанов сидел на койке Ломова, тоже нетерпеливо прислушивался к каждому стуку: вот-вот в клубе должно начаться вручение наград.

— Ты знаешь, какого немца схватил Борисов? — спросил Великанов. — Командира батареи, которую мы уничтожили. Охотно рассказывает обо всём. «Язык», что называется, пальчики оближешь.

— Да, конечно, — рассеянно ответил Ломов.

— И чего ты задумался, никак загрустил? — кладя руку на плечо Ломова, сказал Великанов. — Радоваться надо: может, через несколько минут тебе комбриг правительственную награду вручит.

— За то, что меня ранило, чуть-чуть царапнуло по голове?

— Нет, не за это. Иначе бы меня и не посылали за тобой… Вчера интересный разговор слышал у тебя во взводе. Захожу в землянку, смотрю — матросы окружили Борисова и Шубного. С чего у них спор зашёл — не знаю, только слышу, Борисов говорит Шубному: «При всех повторю, ротозей ты! На берегу перед высадкой агитировал: «Должны мы беречь командира от всех случайностей, пока не обвыкнется». И уберёг, Фома Кузьмич».