— Я знаю, дорогой, но мне больно видеть, как твой замечательный талант растрачивается попусту. Просто ужасно, что тебе приходилось жить среди этих невежественных болванов, которые не могли оценить тебя.
Эдди скромно улыбнулся и бросил на нее неотразимый взгляд; но Констанс в кои-то веки была серьезна и не обратила на это никакого внимания.
— Я все обдумала и решила, — продолжала она. — Я хочу, чтобы тебя признали, и тебя признают, будь уверен. Но разве можно чего-нибудь достичь с этими жалкими тварями, которых ты дрессируешь? Дорогой, мы снарядим небольшую охотничью экспедицию, поедем в Африку, и ты поймаешь там десяток превосходных львов — свирепых красавцев, достойных твоего Искусства!
— Боже милостивый! — в ужасе воскликнул Эдди, но быстро овладел собой и сказал вкрадчиво: — Ты чудачка, Конни. Что это тебе вдруг взбрело в голову?
— А потом, — продолжала Констанс самым что ни на есть великосветским тоном, — мы их вывезем оттуда, и ты метеором пронесешься по всем столицам Европы. Я уверена, что русские тебя оценят, поэтому прежде всего мы поедем в Москву.
Эдди быстро прикинул в уме: если дело пойдет на лад — будет чем поживиться, прежде чем обнаружится его несостоятельность. Ну, а что касается львов, то можно найти какого-нибудь безработного профессионала… пять фунтов в неделю… выдать его за помощника… пусть старается!
— Это влетит в копеечку, — изрек наконец он и скосил глаза, полагая, что этот взгляд свидетельствует об остром уме. — И потом, ведь нам понадобится реклама, нужны будут афиши.
— Я и об этом подумала, — сказала Констанс, мечтательно глядя в пространство. — Я напишу роман о цирке… Ты поможешь мне уловить детали, колорит… Это будет роман о нашей любви и твоем искусстве. Я позабочусь, чтобы его перевели на все европейские языки, тогда публика валом повалит, чтобы взглянуть на тебя.
— Боже! — с благоговейным трепетом воскликнул Эдди. Ему страшно понравилось, что он будет героем романа «великосветской женщины». Ну, а что до различных практических трудностей… Так ведь у Констанс денег куры не клюют…
— Н-да, лакомый кусочек, — сказал официант метрдотелю, когда они проводили поклонами Констанс и ее циркового Фидия. — Сдается мне, она свое дело знает. Я бы и сам не прочь провести с ней полчасика. Как ее зовут?
— Это благородная Констанс Таунсенд, урожденная Лэчдейл! — торжественно и вместе с тем подобострастно проговорил метрдотель.
— Да ну! — удивленно воскликнул официант. — А я-то думал, она проститутка!
— В наши дни трудно установить разницу, — отозвался метрдотель. Он был человеком семейным и читал «Дейли геральд». — Если хочешь знать, она отличается от профессионалки только тем, что не берет денег. Да и чего еще можно ждать, когда средства производства, распределение и финансовая система находится в руках банды хозяев?
— Послушайте, да вы рассуждаете как большевик! А кто станет вести дела, если хозяев не будет? Уж не ваши ли ребята из «Геральда» с их славословиями? Но кто это сопровождал благородную леди?
— Один парень из цирка. Она любит развращать трудящихся.
— Плевать. Жаль, что она не развращает официантов. Я знаю одного парня — его не пришлось бы просить дважды.
— Послушайте! — воскликнул шокированный начальник. — Бросьте эти штучки! Вы здесь на работе, молодой человек. Вас зовут к пятому столику, а на седьмом нет хлеба. Пошевеливайтесь!