Перед отъездом в Дьепп Констанс разыграла отвратительную сцену эротического примирения. Сломить упорство Эдди, подавить его негодование, пробудить некое подобие страсти в человеке, которого своими оскорблениями она довела до бешенства, — от такого удовольствия она не могла отказаться. Играя с ним, как с мышонком, она хорошенько укусила его в предвидении последнего, рокового укуса и продолжала играть с ним бархатной лапкой, не выпуская когтей. Ведя автомашину, она едва касалась руля и походила бы на очаровательную кошечку, будь побольше гибкости в ее прямой, тощей фигуре, которой она напоминала фотографию из журнала мод. Однако Эдди не дано было воспользоваться благоприятным расположением ее духа, так как в Дьеппе он совершил новую бестактность. В первое же посещение казино они много проиграли. Констанс была раздражена не столько проигрышем, сколько тем, что ей не хватило «ловкости». Эдди был смущен и подавлен. Он подсчитал, что в один вечер они просадили чуть ли не половину той суммы, на которую он мог бы обзавестись приличным загородным трактиром и не знать горя до конца своих дней. Экономист и филантроп в нем взбунтовались. Пока Констанс сорила деньгами ради него, он считал это справедливым, но тратить деньги на себя — какое распутство!
В отеле, когда они ложились спать, он сказал:
— Ну, я думаю, завтра мы тронемся в путь. Не предупредить ли мне там, внизу?..
— О чем это ты говоришь? Я никуда не собираюсь ехать. Завтра я начну играть по новой системе.
— Но послушай, Конни… — возмутился было Эдди.
Констанс топнула золотым башмачком.
— Я запретила тебе называть меня «Конни». Ненавижу, когда ты начинаешь сюсюкать, как будто я какая-нибудь цирковая актриса…
— Ну, ладно, послушай, Констанс, — мрачно поправился Эдди. — Я хочу только, чтобы ты перестала смешить людей. Давай завтра же отсюда смоемся. Ведь рулетка — игра для дураков.
— Для дураков?! — взорвалась Констанс. — Да как ты смеешь называть меня так, ты, жалкий прихлебатель! Как ты смеешь?
Полураздетая, с перекошенным от ненависти лицом, она скорее походила на любительницу абсента с Монмартра, чем на английскую леди. Не находя достаточно сильных слов, она схватила золотые настольные часы и запустила ими в лицо Эдди. Он увернулся, и часы разбились о стену. Глубоко опечаленный гибелью такой ценности, он оглянуться не успел, как Констанс бросилась на него и дважды ударила его кулаком по лицу. Кольцо с крупным бриллиантом угодило ему в глаз, и он едва не ослеп. Он закрыл лицо руками, уверенный, что остался без глаза.
— Скотина! — выругалась она. — Подлый мерзавец! Будешь знать, как оскорблять меня!
Эдди упал в кресло и зарыдал от боли и душевного потрясения, которого не выдержал его артистический темперамент. Констанс выбежала в ванную, громко хлопнув дверью.
Нужно ли говорить, что они вновь отправились в казино, а там Констанс начала выигрывать. Эдди играть не стал, так как Констанс больше не давала ему денег; он слонялся по залу или в унизительной покорности стоял за ее стулом. Только одно его утешало — он видел, как деньги возвращаются назад. Однако Констанс недостаточно было вернуть свое; она хотела превзойти «ловкого» молодого человека. Но тут счастье изменило ей, и к закрытию казино она осталась в еще большем проигрыше, чем накануне. В холодном бешенстве, едва замечая присутствие Эдди, она вернулась в отель, и с тех пор день за днем, не зная отдыха, стала оставлять у крупье свои деньги. Не прошло и недели, как исчезла объемистая пачка банкнот и ничего не осталось от аккредитива. Эдди чуть не лишился рассудка от досады и тайной жадности — ведь у нее в сумке осталось лишь несколько тысяч франков. Он постоянно пребывал в состоянии пьяного недоумения и даже жалел, что спутался с аристократкой.
Азарт пропал у Констанс так же внезапно, как и появился. Она стала относиться к Эдди с очаровательной нежностью, а он ощупывал еще не заживший рубец на лице и недоумевал, неужели эта сладкоголосая сирена — та же самая пьяная фурия с перекошенным от злобы лицом, которая унижала его и даже хотела убить.
— Мой дорогой, — сказала она, — нам не мешало бы съездить в Лондон на несколько дней. Я так устала от этих противных французов и их гадких жульнических казино. Ведь они просто грабят нас. Мне хочется немного развлечься, а потом мы все начнем сначала.
— Ладно, — покорно согласился Эдди. Он был слишком запуган, чтобы хоть в чем-нибудь противоречить Констанс. К тому же он истратил все деньги, которые она дала ему в первые два дня их медового месяца — более крупной суммы она не давала ни одному из своих «мужей». Он же, помня о недавних событиях, боялся попросить еще.
— Мы едем немедленно, — решила Констанс. — Добрый старый Лондон! Как приятно будет вновь увидеть тебя!