Прощальное эхо

— Да, конечно, пойдем, — отозвалась она, пряча глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом. Теперь Наташа видела его ноги в темно-серых носках и коричневых шлепках. Ступни у Андрея были вытянутые и худые, щиколотки тонкие, но крепкие. И она вдруг с ужасом поняла, что ей хочется упасть на пол и прижаться щекой к этим щиколоткам, поцеловать эти выступающие косточки, пробежать губами к пальцам. Непонятное желание показалось ей каким-то извращенным и постыдным. Нормально хотеть прильнуть к рукам любимого мужчины, его губам, но не к ногам.

— Только давайте осторожно. Настя, наверное, уже спит, — добавила Наташа совсем тихо и увидела, как правая ступня, оторвавшись от ковра, сделала первый шаг в сторону спальни…

«Лягушка» лежала в своей кроватке и спать вовсе не собиралась. Личико ее, в общем-то не особенно привлекательное, сейчас почему-то хранило выражение тупого отчаяния. Казалось, что она вот-вот заорет, изогнув рот широкой «подковкой». Соска со светящимся колечком валялась у самых деревянных прутьев. Видимо, «лягушка» выплюнула ее. Андрей подошел к кроватке и низко наклонился, взявшись руками за боковую планку. Когда его тень пересекла матрасик, под прямым углом продолжившись на стене, малышка все-таки взвизгнула. Наташа видела в жизни немало грудных детей, но почему-то ей казалось, что никто из них не пищал противнее юной госпожи Потемкиной. Наверное, и ее мать в детстве вопила точно так же.

— Вот тебе подарок ко дню рождения! — объявил Андрей, доставая из кармана пуловера пластмассового попугая и резинового зайца, грызущего резиновую же морковку. Девочка ни на зайца, ни на попугая никак не отреагировала. Впрочем, как и на голос отца. Она продолжала жалобно повизгивать и похрюкивать.

— Да-а, — произнес Андрей неопределенно и, выпрямившись, отошел на пару шагов от кроватки. Теперь он стоял, скрестив руки на груди, и изучал «лягушку», устремив на нее все тот же странный, тревожный взгляд. Тень его, длинная и тонкая, все так же пересекала матрасик, а вокруг головы, в свете ночника, образовалась золотисто мерцающая аура. В эти минуты он был красив так, как не может быть красив простой смертный, и Наташа чуть не задохнулась от любви, восторга и счастья. Да, и от счастья тоже! Потому что она все-таки жила с ним в одной квартире, хоть и формально, но была его женой, и никто, кроме, может быть, каких-нибудь гадалок и экстрасенсов, не мог еще с точностью сказать, что будет с ними обоими завтра. Ей вдруг захотелось по-настоящему присоединиться к торжеству по случаю дня рождения малышки, почувствовать близость, единство, принадлежность к семье. Ведь как-никак она имела на это право.

— A у меня тоже в детстве был почти такой же заяц, — Наташа перекинула «хвост» через плечо и намотала прядь волос на палец. — Только вместо морковки он, по-моему, держал бутылочку с молоком, и шерстка у него была не желтенькая, а серая. Я его очень любила.

Андрей обернулся не сразу, а где-то ближе к концу ее краткого монолога. Обернулся, вспомнив, по-видимому, что, кроме него и Насти, в комнате еще кто-то присутствует. Наташа вдруг почувствовала себя в этой комнате такой же лишней и неуместной, как стиральная машина в музыкальном салоне. И книги ее, занимающие целую полку, здесь были лишние, и пакетик с косметикой… Здесь явно не хватало Оксаниного халатика, небрежно переброшенного через спинку кресла, и запаха «Турбуленса».

— Ну, что, пойдем выпьем? — спросил Андрей, и улыбка его на этот раз получилась вымученной и жалкой.

— Нет, — Наташа инстинктивно отступила на два шага назад. — Это ведь необязательно?

— Но ты же хотела. — Он, понемногу приходя в себя, засунул обе руки в карманы пуловера и довольно сносно изобразил оживление.

— Я ничего не хотела, — внятно произнесла Наташа, поражаясь истерично-жестким ноткам, звенящим в собственном голосе. — Я ничего не хотела и не хочу! От тебя ничего не хочу! Ты понял? Иди сам пей свое вино и празднуй день рождения своей дочери, потому что я не хочу иметь никакого отношения к вашей семье. Я — наемная рабочая сила, и больше никто! Отстань от меня, оставь в покое!

Андрей то ли недоуменно, то ли раздраженно пожал плечами и быстро вышел из комнаты, хлопнув дверью. А она всхлипнула и без сил опустилась на диван, на котором вот уже месяц спала одна.