Прощальный фокус

Перед ними не стояло задачи забрать все – лишь самое необходимое, чтобы хватило на несколько дней, пока все не утихомирятся. Китти и Сабина взяли одежду, обувь, зубные щетки – то, без чего совсем не обойтись. Фотографии, письма, красивую вазочку синего стекла в форме страусового яйца, принадлежавшую еще ее бабушке, Китти трогать не стала. Женщины взяли по пластиковому мешку, отволокли к машине и забросили на заднее сиденье. Освободившись от тяжести, обе почувствовали себя лучше, свободнее. На секунду даже показалось, что они собираются на каникулы. Вот сейчас достанут из бардачка карту и двинут на юг, прямиком в Мексику. В Мексике у них не будет семьи – никаких тебе сыновей, мужей, матерей, сестер, отцов и братьев. Все это останется позади, в США. А Мексике – лишь прекрасная погода, пляжи, текила, Китти и Сабина.

Когда они вернулись к Дот, Сабина стала готовить обед из остатков вчерашнего цыпленка, а Китти занялась сортировкой вещей для стирки, распределяя их по цвету и материалу и сваливая в огромные кучи на кухонном полу.

– Каждый раз, когда суешь руку в карман, – сказала Китти, проверяя джинсы, – сердце замирает.

Она вытащила свернутую и исписанную телефонными номерами бумажную салфетку, быстро оглядела, подняв к свету, и бросила на кухонную стойку:

– В этот раз пронесло!

– Думаешь, мальчики очень станут переживать?

– Для них это будет как передышка – несколько дней тишины. Они не любят менять обстановку, но от наших баталий порядком устали. Отца они жалеют, особенно Гай. Он побаивается Говарда, но считает, что отца просто не понимают. В чем он, может быть, и прав.

– Ты его не понимаешь, – сказала Сабина, выкладывая на тарелку четыре куска хлеба. Она убедила Дот покупать цельнозерновой вместо пшеничного.

– Я еще думала, что если бы рядом был Гай, мой Гай, то есть твой Гай, мальчикам жилось бы легче. Все-таки был бы другой мужчина, на которого можно равняться. Мой отец умер, слава тебе, Господи, родители Говарда тоже умерли еще бог весть когда. Поначалу я думала, что для такой роли сгодится Хаас. Хаас мальчикам нравится, но уж слишком он робкий. Иногда даже кажется, будто он младше их. Вот Гай – тот мог бы их много чему научить. Например, относиться ко всему с юмором.

– Но этому и ты можешь научить.

– Нет, мальчикам нужно другое. Нужно, чтобы урок исходил от мужчины, лучше всего – от отца.

– Ну, от отца Парсифаля мало что исходило, а результат получился прекрасный.

– Гай был другим, – возразила Китти, продолжая машинально перебирать одежду. – Для него не было ничего невозможного. Да господи ты боже мой, он уехал в Калифорнию и переписал свою биографию начисто! Он умел быть сам себе отцом. А мальчики мои – не такие. Они по натуре ведомые. Не то чтобы это было очень плохо, но они не сдвинутся с места и будут оставаться так до скончания лет, если не появится кто-то и не укажет им, куда идти и что делать.

Китти взяла здоровенную охапку белой одежды.

– Начну с этого, – сказала она и направилась в подвал.

Сабина не сомневалась, что лучшим примером для мальчиков стал бы ее собственный отец. Какое это было счастье, когда он неожиданно забирал ее из школы и брал с собой в студию Си-Би-Эс готовить вечерние новости. Сабина тихо, как мышка, сидела в полутемной монтажной, наблюдая, как отец режет и склеивает вновь события дня. Вот президент Кеннеди с супругой сходит с трапа самолета в Париже навстречу темной, бурлящей внизу толпе. Отец вновь и вновь прокручивал этот кусок, потому что Сабина никак не могла наглядеться на эту пару – на его красивое улыбающееся лицо, на тонкую изящную кисть ее руки, ловко схваченную перчаткой с пуговками. Однажды в студию заглянул приехавший по делам в Лос-Анджелес Уолтер Кронкайт – и увидел Сабину.

– О, какая удача! – воскликнул он. – Нам как раз нужен диктор для вечерних новостей!

Он излучал такую искреннюю озабоченность, что Сабина чуть было не согласилась, зачарованная зрелищем знаменитости, стоящей всего в двух шагах от нее.

– Я не умею читать новости, – прошептала Сабина.

– Ты уверена? А сегодня они такие интересные.

Сабина помотала головой. Костюм на Уолтере Кронкайте был невероятно элегантный.

– Ну, что скажешь? – спросил ее отец.

– Нет, спасибо мистер Кронкайт.

– Что ж, – сказал Кронкайт, топорща усы в улыбке. – Если вдруг передумаешь… – И, помахав на прощание рукой, он скрылся за дверью.

– Это самый главный человек, – сказал отец. – Тебе стоит подумать над его предложением.

Уходя с работы, отец Сабины не забывал сказать «до свидания» никому: ни секретаршам, ни репортерам, ни рассыльным, ни уборщикам. Сабине нравились гигантские камеры, точно внимательные циклопы, провожавшие их взглядом своих объективов. Ей нравился стук пишущих машинок, доносившийся из всех комнат по коридору. Она крепко держалась за руку отца и в студии, и на Фэрфаксстрит, все четыре квартала по дороге домой.

– Здесь и пешком пройтись не грех, – говорил отец. – Погода здесь всегда как в раю.