Китти встала, потянулась. Ее рубашка вылезла из джинсов, обнажив белую полоску живота.
– Наверное, надо мне пойти узнать, не требуется ли там материнское руководство.
Сабина кивнула, но сама вставать не спешила. Кто бы мог подумать, что односпальная кровать окажется такой просторной? Что двое смогут уснуть в ней рядом, сами того не заметив?
– Мы с тобой совсем скелеты, – сказала Китти, как будто думала о том же. Она шлепнула себя по животу. – Вдвоем уместились на узенькой постели!
Сабина встала и прошла по коридору босиком, одуревшая – со сна и после того, что приснилось. Сон был прекрасен, хоть она и плакала. Глупее всего ей казалось трусить за Китти, как послушная овечка, вместо того, чтобы коснуться ее плеча и сказать какие-то слова – поблагодарить, заверить в своей теперь уже абсолютной дружбе. Они провели вместе целый день. Съездили в магазин, поделились секретами. Спали в одной постели. Разве не стоит им сейчас улучить минутку, чтобы шепнуть что-то друг другу, вместо того чтобы молча, гуськом следовать на кухню?
– Вот и мои девочки, – сказала Дот. – Любительницы поспать среди дня!
– Поспать было чудо как хорошо, – сказала Китти, заправляя рубашку. – Кофе готов?
– Две минутки, и будет. – Из соседней комнаты доносились звуки телевизора. Жизнь в этом доме протекала под музыкальную заставку к новостям.
– Не надо, – сказала Китти. – Я думала, готовый есть.
Дот замахала на нее руками и достала перколятор. Кто сейчас пользуется перколятором! В доме Фана на Иволговой улице была машина для капучино, другая – для эспрессо, френч-пресс, а для больших вечеринок – «Мистер Кофе» с двумя кофейниками, чтобы делать в одном обычный кофе, а в другом – без кофеина. Зерна Парсифаль хранил в морозилке. «Налей-ка мне чашечку».
Го и Гай сидели за столом. Сейчас между братьями царила идиллия – они вместе читали спортивный раздел газеты и ели сэндвичи с сыром. При всей сложности их отношений мальчиков словно связывал друг с другом невидимый трехфутовый канат. Оба съели ровно половину своих сэндвичей, у обоих возле тарелки стояло по стакану молока, недопитого в подозрительно одинаковой степени.
– «Лейкерсы» облажались, – презрительно бросил Гай. – По-хорошему надо бы разогнать их всех.
– Как дела в школе? Нормально? – спросила Китти. Наклонившись к сыну, она убрала прядь волос с его левого глаза.
– Угу, – пробурчал Гай.
– За ланчем все стали едой швыряться, – поведал Го, аж просияв от воспоминания. – Бабушке пришлось все это прекращать. Она в самом центре очутилась.
– Да они швырялись-то всего лишь горохом, – скромно призналась Дот.
– Но в нее никто не кидал, – отметил Го.
– Приятно слышать, что ребята эти хоть старость уважают, – сказала Китти. Руки ее так и сновали туда-сюда. Гладя плечи Дот, похлопывая по спине Го, они успокаивали, утихомиривали.
Го поднял на мать затуманенные любовью и оттого будто сонные глаза:
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Конечно, хорошо, – ответила Китти.
– Я потому спросил, что ты вдруг легла.
– А ты у нас полиция сна, что ли? – поинтересовался Гай, не отрываясь от газеты.
Го открыл было рот, чтобы ответить, но Китти его опередила:
– Мы с Сабиной жутко утомили друг друга. Все болтали, болтали, пока просто не вырубились. Мы и сами не заметили. Сидели, говорили, и вдруг – хлоп! – Китти заговорщически покосилась на Сабину.
– Истинная правда, – поддакнула Сабина.
Вошла Берти с рулоном плотной цветной бумаги. На ней был толстый клетчатый свитер, надетый поверх белой фуфайки, слаксы и туфли на плоской подошве. Свои кудри она стянула в узел на затылке. Она казалась увеличенной копией своих учениц, словно специально оделась так, чтобы показать девочкам: повзрослев, совершенно не обязательно меняться до неузнаваемости.
– Работать там я не смогла. Он не желает выключать телевизор.
Китти оглядела сыновей, пересчитала: вот один, вот другой.
– Кто не желает выключать телевизор?
– Говард приехал, – сказала Дот. – Я ему сказала, что ты спишь.
– И он не разбудил меня? – Китти склонилась к перколятору, глядя, как в стеклянном колпачке наверху забил кофейный фонтанчик. Кухня наполнилась бульканьем. – Просто не верится!
– Бабушка сказала, что пройти в спальню он не может, потому что там тетя Сабина, – шепнул Гай. – Сказала, что надо соблюдать приличия.
– Почему он не на работе?
– Вечером выходит на двойную смену, – сказала Дот, наполняя чашки. Одну она протянула Сабине. – Будешь?
Сабина кивнула, протирая глаза. Запах кофе напомнил ей их с Парсифалем первый приезд в Париж. Тогда они остановились в пансионе, помещавшемся над бистро, и кофейный аромат будил их по утрам. Он пропитал их одежду, волосы. Выйдя на прогулку, они могли закрыть глаза и найти дорогу в пансион по висящему в воздухе кофейному шлейфу. «Нашим кофе потянуло», – говорил Парсифаль. Тогда он еще не открыл свой магазин и делал закупки для «Френч Кантри Антике». Они без устали рыскали по блошиному рынку. Парсифаль нашел там восьмисотфунтового мраморного оленя, спящего свернувшись клубком. А покончив с покупками, они принимали душ и переодевались для шоу.