Прощальный подарок Карла Брюллова

– Нет, Николай Михайлович. Либо мы с вами встречаемся и спокойно разговариваем, либо до, либо после встречи с губернатором. Либо я вызываю вас к себе повесткой. В крайнем случае, вас могут доставить в отделение, – пригрозил старший лейтенант, однако не осмелившись конкурировать с губернатором. Власть – это святое.

– Ладно, пес с вами, – буркнул недовольно Пичугин. – Приезжайте сейчас, найдете меня в сто двадцатой аудитории, третий этаж. – И он продиктовал адрес.

– Николай Михайлович, ну, пожалуйста, ну, я, честное слово, старалась. Ну, у меня уже билет на завтра, меня мама ждет дома. Ну, Николай Михайлович… – канючило худенькое лохматое создание, с огромными полными слез печальными глазами, с пучком разноцветных прядей на макушке, перетаптываясь возле недовольно хмурящего брови Пичугина.

– Вы бы, деточка, столько же старания прикладывали, выбирая цветовое решение для вашей работы, – поглядывая на ее пучок, заметил мастер, вертя перед собой небольшой холст с какой-то несусветной мазней.

– Разрешите, – кашлянув с порога, проговорил Никита, любое учебное заведение навевало на него благоговейную робость. – Я вам звонил.

– Ах, да, да. Конечно. Проходите. Видите, что со мной творят эти балбесы? – поворачивая к старшему лейтенанту холст, горестно спросил Пичугин. – Ну, что же я могу вам поставить за такую работу? – Он снова обернулся к студентке.

– Три, – жалобно пискнула та.

Пичугин еще раз взглянул на лейтенанта и, горестно вздохнув, произнес:

– Три. И чтобы больше с такой халтурой мне на глаза не показываться.

Девица, прихватив зачетку с вожделенной тройкой, развернулась к дверям и одарила лейтенанта уже не жалким, а вполне себе нахальным, самодовольным взглядом.

Никита в который раз подивился женскому коварству.

– Если бы не вы, не видать бы ей этой тройки как своих ушей, – сердито буркнул Николай Михайлович. – Есть там кто еще за дверью?

– Вроде парнишка какой-то мается, – припомнил Никита.

– Ладно, пусть подождет, может, о чем-нибудь умном подумает, – решил Николай Михайлович. – Слушаю вас.

– Меня интересует простой вопрос: кому из знакомых вы говорили о поездке на дачу?

– Из знакомых? При чем тут знакомые? Да и мало ли кому я говорил? И при чем тут знакомые, вы что, их подозреваете? Это глупость полнейшая. И потом, откуда я помню, кому говорил? – слова сыпались из Николая Михайловича, словно орехи из худого мешка, звонко и кучно.

Создавалось впечатление, что то ли он думает вслух, то ли у него недержание речи. Так тараторить могли только торговки на южном базаре.

Но Николай Михайлович, выдав этот плотный, энергичный словесный залп, вдруг замолчал. Никита такого перепада даже испугался.

Но Пичугин сидел спокойно, осмысленно хлопая глазами.

– Значит, думаете, кто-то из своих навел? – спросил он вполне спокойно и рассудительно. – Что ж, это логично. Главное, вспомнить, кому же я говорил, – почесал он задумчиво кудрявую макушку. – Значит, так. Говорил жене и отцу. Ах да, это не в счет. Кажется, говорил студентам. Да, определенно. Они рвались сдавать хвосты, а я сказал, что до среды уезжаю на дачу.

– Они знают, где вы живете?

– Понятия не имею, – пожал плечами Пичугин, а Никита вдруг подумал, что своей странной шевелюрой он напоминает ему Юрия Куклачева, хотя в чертах лица ничего общего у них не было.

– Я их в гости не приглашал. Дальше, в понедельник утром я был в галерее «Артель свободных художников» и там сказал, что еду на дачу. Потом звонила одна знакомая, ну, это не важно… – замялся, спохватившись, Пичугин.

– Нет уж, извините. Это мне решать, что важно, а что нет. Имя и телефон знакомой.

– Ах, как неловко. Ну, хорошо, Лилия Вербинская, номер я ее вам дам, только умоляю, ни слова жене. Как мужчина, вы должны меня понять, – умоляюще взглянул на Никиту Пичугин.

– Кому еще вы сообщили о поездке? – проигнорировал его просьбу Никита.

– Ну, еще звонил муж сестры, у нее скоро день рождения, советовался, как лучше отметить. Потом еще Сеня Глебов, он работает в администрации, сказал, что надо подъехать подписать какие-то акты, просмотреть смету, но я сказал, что раньше четверга не могу, еду на дачу. Потом еще звонил Юра Санько, рассказал одну байку об общем знакомом. Вроде все.

– Сколько человек было в галерее, когда вы сообщили о своей поездке?

– Ну, человек пять-шесть. Кажется, – старательно вспоминая, морщил лоб Николай Михайлович.

– А в аудитории?

– Хвостатых? Ну, тоже человек пять-шесть. Кажется.

– Придется поднатужиться и вспомнить их фамилии, – безжалостно постановил старший лейтенант.

– Ну, это проще простого, вот ведомость. Практически все они там были, – радостно протянул Никите список Николай Михайлович. – Только поторопитесь, эти гаврики, если только не врут, все срочно уезжают.

– А в галерее кто был?

– О, вот это сложнее. Но я знаю, кто нам поможет! – с облегчением воскликнул Пичугин. – Аллочка. Это наша фея, хранительница искусств, наша муза! Она всех знает, всех помнит, она всегда на месте. Обратитесь к ней.

Больше ничего толкового из Пичугина вытрясти не удалось.

Глава 9