Прощальный поклон капитана Виноградова

– Як последнюю падлу…

Мало ли какие мысли приходят в голову человеку, вернувшемуся с того света после черепно-мозговой травмы. Какие озарения могут наступить бессонными, жуткими больничными ночами, под стоны и крики соседей по палате?

Когда одиночество заставляет вновь и вновь перебирать в памяти осколки событий, фраз, поступков? Имена, прозвучавшие в разговорах с покойницей-дочерью, лица, улыбки, взгляды…

Лукашенко решил убить.

Убить себя – потому что не было смысла в дальнейшем существовании на этой земле. И еще одного человека убить – генерального директора «Первопечатника» господина Удальцова. Потому что именно Андрей Маркович был во всем виноват.

Если бы спросил кто-нибудь, отчего так решилось, он наверняка и не знал бы, что ответить. Но спросить было некому, а сам Иван Тарасович не спешил поделиться с окружающими своим открытием.

Он обстоятельно, не торопясь, как все, что делал в своей жизни, подготовился к осуществлению плана. Продал то немногое ценное, что еще оставалось в доме, – но деньги, вырученные от этого, вопреки обыкновению не пропил.

Смастерил из деталек, в незапамятные времена неизвестно зачем принесенных домой, простенький электродетонатор.

Повеселел даже.

– Тащи с завода каждый гвоздь – ты здесь хозяин, а не гость! – напевал он, забивая матерчатый пояс-набрюшник оставшимся от прошлогодних поездок за рыбой толом. Взрывчатка похожа была на дешевое хозяйственное мыло и пахла военным детством.

Собрался на скорую руку. Побрил щетину.

Хотел зайти в церковь, но вспомнил, что христиане самоубийц не жалуют – и отправился в железнодорожные кассы, за билетом до Питера.

В один конец…

Дом на улице Павловича он нашел без труда.

– Вы к кому? – остановил Ивана Тарасовича охранник.

– Я до Андрея Марковича.

– У вас назначено?

– Нет, сынку.

– А по какому вопросу? – Вид посетителя внушал охраннику не то чтобы опасение, но нечто, отдаленно похожее на тревогу. – Извините! В стороночку…

Лукашенко подвинулся, пропуская к турникету какого-то дядечку с лысиной:

– Пожалуйста.

Охранник внимательно глянул на разовый, выписанный в бюро пропуск, потом с ног до головы ощупал лысого специальным детектором:

– Что это у вас звенит?

– Ключи! – Посетитель без препирательств и разговоров продемонстрировал металлическую связку.

Охранник еще раз проверил:

– Всё? – И убедившись, что действительно – всё, пропустил его в офис. Потом перевел взгляд на Ивана Тарасовича: – Так по какому вопросу?

– Я по этому, как его… личному! – выдавил Лукашенко. Он уже понял, что дальше поста со своим самодельным взрывным устройством не пройдет ни за что.

– По личному надо договариваться. Вон, телефон в холле… Да нет, справа. Позвоните секретарю, она все объяснит.

– Спасибо, сынку!

Иван Тарасович подошел к аппарату, набрал номер, что-то для виду стал говорить насчет своего магазина в Киеве… Выслушав объяснения и совет обратиться к директору по сбыту, повесил трубку.

Постоял, изучая красивый рекламный стенд, на центральной фотографии которого ласково улыбался читателям господин Удальцов.

– Вот ты який…

Теперь он решил действовать по-другому.

Ведь этот самый Андрей Маркович когда-нибудь выйдет из здания? Выйдет!

Вон, машина, самая большая из стоящих перед издательством, – наверное, его?

Выйдет, шагнет через тротуар… Лукашенко встал перед матово-стеклянным фасадом «Первопечатника» так, чтобы в нужный момент успеть приблизиться к господину генеральному директору.

Чтобы схватить его, стиснуть и тысячу раз повторенным в мечтах движением соединить контакты запотевшей в кармане ладонью.

Взрыв! Очистительный взрыв – и зло погибнет.

Погибнет.

Так что цена уже будет совсем не важна…

* * *

– Согласитесь, история с самого начала попахивала кустарщиной. Этакая клубная самодеятельность, верно?

– Ничего себе! – Виноградов представил себе кадры телевизионного репортажа: залитый кровью асфальт, тела прохожих…

– Я имею в виду чисто техническую сторону, – поправил Михаил Михайлович. – Подрывное дело требует специальной подготовки. – И зачем-то добавил: – Это вам не рыбу глушить!

– Так почему все-таки рвануло?

– Трамвай… Представляете себе: поворот, провода на дожде заискрили, дали очень мощный электрический разряд. А детонатор у покойного Лукашенко был практически без степеней защиты.

Несколько метров они прошли в тишине.

Во-первых, требовалось подвести некую символическую черту под этой частью беседы, да и сам процесс ходьбы требовал внимания.

Вдоль дорожки, по обе ее стороны, тянулось холодное серое месиво, и нужно было очень аккуратно ставить ноги, чтобы не поскользнуться и не набрать воды в туфли.

– Вообще-то омерзительное зрелище – первый осенний снег. Верно?

– Ну, поначалу смотрится неплохо. Но утром… Скажите, Михаил Михайлович, я правильно высчитал схему?

– Да. – Вопреки ожиданиям Виноградова, собеседник ответил просто, без условий и оговорок.

Они уже вышли за ограду кладбища, когда спутник Владимира Александровича заговорил – судя по интонации, он не просто рассказывал адвокату обоим прекрасно известные вещи, но старался его в чем-то убедить: