Прощальный поклон капитана Виноградова

Там он достаточно шумно справил нужду и вместе с продуктами своей жизнедеятельности спустил в лабиринты фановых труб мелко разорванные останки письма.

Вернулся на место – чуть впереди, за мутными стеклами иллюминатора уже показались финские берега…

Люди из полицейской «наружки», которые плотно опекали Виноградова в рейсе, не получили задания откорректировать поведение объекта с целью изъятия корреспонденции. На каком-то этапе это еще вполне можно было сделать – открыто или зашифрованно, однако теперь они только с досадой фиксировали его действия в сводке негласного наблюдения.

* * *

Владимир Александрович не знал точно, как выглядят легендарные «три тополя на Плющихе» – он даже фильм с этим ставшим уже нарицательным названием не удосужился посмотреть. Однако сразу же почему-то решил, что оно полностью соответствует собирательному образу тех, кто встречал Виноградова на набережной города-порта Хельсинки.

Господин Уго Тоом был мужчина крупный, высокий и бледный от нездорового образа жизни. Шляпа и кожаный плащ делали его похожим на гениального сыщика из послевоенных дешевых комиксов.

Рядом с коллегой стоял до смешного похожий на него представитель финской контрразведки – такой же массивный, тяжелый и широкоплечий. Во всей позе этого человека читалась непоколебимая уверенность в собственной правоте и основанном на ней праве принимать решения.

Замерший с подобающим выражением на лице третий «тополь» не достиг еще начальственного возраста и габаритов – он даже стоял несколько позади и в сторонке.

Адвокат приветственно поднял ладошку и чуть было не поскользнулся на металлическом трапе:

– Перк-коле!

Он мог чертыхнуться и по-русски, но язык Владимира Александровича сам собой выплюнул под ноги именно местное неприличное ругательство.

С погодой опять не везло – столица Финляндии от соборного купола до последнего камушка мостовых вымокла и продрогла на осеннем ветру.

– Здравствуйте! – Это было второе слово адвоката после выхода с судна и выполнения нехитрых таможенно-пограничных формальностей.

– Здравствуйте, – сначала, на правах старого знакомого, протянул руку эстонец.

Потом он представил коллегу:

– Знакомьтесь – это господин Пекка Паасонен!

– Очень приятно! – ответил на очередное рукопожатие адвокат. Поинтересовался, глядя прямо в обманчиво-сонные глаза стоящего напротив человека и заранее зная ответ: – Мы раньше не встречались?

Уго Тоом спросил то же самое по-фински, и господин Паасонен моментально сделал со своим лицом нечто, отдаленно похожее на улыбку. Кивнул и заговорил, оставляя необходимые паузы для перевода:

– Он очень рад, что судьба опять привела вас в Хельсинки. К сожалению, поводы для встреч далеко не всегда бывают радостными… Тем более, если речь идет о работе, которой мы все занимаемся.

– Знает ли господин Паасонен, что я больше не служу в российской полиции?

– Да, он проинформирован. И очень сожалеет, если увольнение было каким-то образом связано с той историей.

Виноградов хмыкнул:

– Переведите, что нет худа без добра – это у нас такая поговорка… Или пословица? Я всегда путаю. – Ему захотелось еще кое-что добавить, но Владимир Александрович сдержался – не время, да и не место: – Все в порядке!

– Можем ехать уже?

– Да, разумеется. Почему бы нет?

Неразговорчивый охранник господина Паасонена расчистил взглядом пространство до выхода к автомобильной стоянке, и вскоре все четверо двинулись к поджидающей их полицейской машине…

Виноградову уже как-то пришлось пить кофе в этом непритязательном здании на Фредрикинкату.

– Теперь направо!

– Спасибо. Я помню.

Даже кабинет на втором этаже оказался все тот же: большое окно, стены из светлого пластика, полки с папками и справочниками.

Недорогая мебель. Компьютер. Мясистый цветок в старомодной кадушке…

И опять при беседе Владимира Александровича с господином Паасоненом присутствовал некто третий – только на этот раз вместо переводчика в углу расположился представитель эстонской спецслужбы.

Собственно, именно после той давней встречи жизнь и карьера капитана Виноградова стали похожи на перехваченный неожиданным утренним гололедом автомобиль. Его то швыряло к обочине жизненной трассы, то выносило на встречную полосу, то, развернув поперек движения, волокло вообще неизвестно куда – в темноту.

Скорость давно уже была значительно выше допустимой.

Впрочем, пока все ограничивалось ушибами, мелкими вмятинами и яростным скрипом покрышек – но мастерство или особое хладнокровие водителя были тут вовсе не при чем.

Владимир Александрович понимал, что все эти годы избежать столкновения или смертельного заноса в кювет ему удавалось только чудом.