Прощальный поцелуй Греты Гарбо

– Я понимаю, – проговорила она и отчего-то расстроилась. Все самые мрачные ожидания воплощались в действительность: ей предстояло участвовать в игре-панихиде, что нисколько не отличалось от визита на кладбище.

В здании вокзала к ней подошли две старушки:

– Лионелла Баландовская! Мы ваши поклонницы.

– Как приятно, что вы узнали меня… – Она изобразила на лице одну из своих улыбок, подумав, что и эти жалкие минуты былой славы скоро закончатся. Еще пара лет – и старые динозавры вымрут, а новый зритель ее не знает.

В машине пессимизм Лионеллы достиг полного апогея. Она подумала, не вернуться ли ей обратно в Москву. Внутри укоренилось предчувствие, что ничем хорошим путешествие не закончится. Затем последовала мигрень: у нее утяжелился затылок и виски стиснуло болезненным обручем.

«Могло быть хуже, да некуда», – думала Лионелла, заселяясь в гостиницу. Она поднялась на этаж, вышла из лифтовой кабины, и в тот же момент какая-то неведомая сила отбросила ее назад, к лифту.

Навстречу, по ковровой дорожке коридора, шагал Кира Ольшанский. Увидев ее, он поздоровался и как ни в чем не бывало прошел мимо. Лионелла оглянулась и посмотрела назад. Но его уже не было.

Кабина лифта заскользила вниз на первый этаж.

Глава 25 1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США

Режиссер назначил пересъемку испорченного дубля на послеобеденное время, после чего все разошлись. От съемочной площадки до своего бунгало Грета Гарбо вела Ольшанского за руку.

– Как ты сюда попал?

– Зайцем.

– Как? – Она остановилась и удивленно взглянула на Ефима. – Зайцем?

Он объяснил:

– Это значит – без пропуска.

– Ты не американец и не англичанин, – кивнула Гарбо и повела его дальше.

– Я – русский.

– Правильно говорить: «to crash the gate»[6].

– Спасибо, – сказал Ольшанский.

– Мне тоже пришлось учить английский язык, но я в этом преуспела намного больше тебя. И у меня почти нет акцента.

Они подошли к бунгало. Их встретила в дверях все та же сухопарая женщина с перманентом.

– Приготовить вам ванну, мисс Гарбо?

– Нет, не надо. – Она приподняла широкую юбку бального платья и, преобразовав ее в эллипс, впихнула в узкую дверь. – Принеси джентльмену выпить, потом поможешь мне снять это платье.

Поднявшись вслед за ней на пару ступеней, Ольшанский оказался в маленькой белой комнате с зеркальными шкафами.

Гарбо скрылась за дверью. Вручив ему стакан со спиртным, туда же ушла костюмерша.

Ефим прикрыл глаза и сделал глоток из бокала. Пришло время осознать, что он сейчас находится в гримерке Греты Гарбо. Для того чтобы ощутить реальность момента, впору было себя ущипнуть. Прислушиваясь к звукам за дверью, Ольшанский представлял себе, как падают на пол туфли с ее божественных ног, как расшнуровывает корсет ее костюмерша… От этих фантазий голова пошла кругом, он выпил виски и приложил стакан со льдом к воспаленному лбу.

– Прошу вас, – из смежной комнаты вышла костюмерша и замерла у распахнутой двери. Как только он вошел, дверь за ним беззвучно закрылась.

Завернутая в белоснежный махровый халат, Грета Гарбо царственно лежала на диване с бокалом виски. Она указала на стул:

– Садись.

Он сел.

– Как тебя зовут?

Едва ворочая языком, он прошептал:

– Ефим…

– Фил?

– Е-фим, – чуть громче произнес Ольшанский.

Она повторила:

– Эфим…

– Простите меня, пожалуйста.

– За что? – кажется, она удивилась.

– За то, что сорвал этот дубль.

Гарбо закинула голову назад и хрипло рассмеялась.

– Да я просто благодарна тебе за это, – проговорила она.

– Вот как? – теперь удивился он. – Почему же?

– Не тот угол съемки. Ни одного крупного плана. Зритель ходит в кино не для того, чтобы любоваться средними планами со спины. Что в них толку? С таким же успехом режиссер может снять вместо меня дублершу.

– Вам нужно сказать об этом, – несмело начал Ольшанский.

– Кому? – Глядя ему в глаза, Грета Гарбо медленно поднесла бокал ко рту и сделала долгий глоток.

– Режиссеру.

– Мне за это не платят. Впрочем, во всем Голливуде нет ни одного режиссера, на которого можно во всем положиться.

Ее прямолинейность обескуражила Ефима Ольшанского, однако он был далек от разочарования.

– Я видел все ваши фильмы.

– И как?

– Вы – удивительная.

– Злые люди говорят, что я задавака, что я «оголливудилась» и презираю остальную киношную братию. Но это неправда. Единственная причина, почему я предпочитаю уединение, заключается в том, что мне необходимо восстанавливать силы после напряженной работы. Иначе я не смогу больше сниматься. Моим друзьям известно, что я лучше почитаю интересную книгу, чем впустую потрачу время на вечеринке. Я всегда стремлюсь к внутренней гармонии. – Гарбо взглянула на стакан и выпила виски. – Знаете, ведь и у звезд бывают проблемы, пусть даже не материальные. Но разве у нас, как и у всех, нет души?

– Вы – мистическая. Вы – неземная женщина.

– Не нужно мне льстить. Вы же не хотите, чтобы вся прелесть нашей случайной встречи пошла насмарку?

Ефим замотал головой:

– Нет! Не хочу.

– К сожалению, я не совсем здорова…

– Что с вами?