Прощальный поцелуй

По тропинке они обошли дом и оказались в саду. Роз мгновенно заметила его – он стоял на лужайке в дальнем конце участка с лопатой в руках.

Одним из немногих преимуществ старости является дальнозоркость. Он обернулся и вытер пот со лба, и она четко видела выражение его лица, когда он увидел ее. Именно это выражение чистой и безудержной радости остановило ее, готовую развернуться и убежать.

Когда они пошли навстречу друг другу, все вокруг отошло на второй план – она видела только Доминика.

На нем был поношенный темно-синий свитер, темные брюки и сапоги для работы в саду. Он по-прежнему был высок, возраст не отразился на его впечатляющих физических данных, чего нельзя было сказать о большинстве ее ровесников. Волосы у него были редкие и седые, лицо избороздили глубокие морщины, но когда он подошел ближе, она увидела, что его умные серые глаза, глаза, которые она так любила, остались такими же ясными и живыми, какими они ей запомнились.

– Роз, – только и сказал он, и глаза его, увлажнившись, заблестели.

– Привет, Дом, – отозвалась она, чувствуя, как по щеке сбегает одинокая холодная слеза.

Он сдавленно выдохнул и содрогнулся всем телом, как будто его душили эмоции.

– Думаю, у тебя есть ко мне вопросы.

Внезапно все придуманные и многократно проговоренные фразы вылетели у нее из головы. И сразу два чувства захлестнули ее – беспредельной любви и горькой неудовлетворенности.

– Есть несколько, – кивнула она, прикусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться.

– Какая ты красивая! – сказал он, касаясь кончиками пальцев ее щеки.

– Уже нет. – Ей вдруг захотелось расстегнуть плащ и показать ему свое красное платье.

– Перестань. Я старый, но не слепой, – улыбнулся он, не убирая руки от ее лица.

Она закрыла глаза, не в силах прогнать острое и горькое ощущение постигшей их несправедливости.

– Почему ты бросил меня, Дом? – произнесла она, открывая глаза и сжимая руку в кулак. – Почему ты хотя бы не дал мне знать, что жив? Я больше пятидесяти лет оплакивала тебя. Ты оставил меня во тьме, и я поверила, что ты умер.

Обида и ярость в ней нарастали, как океанская волна, которая достигает своего пика, прежде чем ударить в берег. Дыхание перехватило от злости, но тут она посмотрела ему в глаза и поняла, что не может на него сердиться.

– Меня завербовали еще в Кембридже, – наконец сказал он.

Она кивнула и понимающе улыбнулась:

– Я знаю. Джонатон рассказал мне. Он, оказывается, также работал на британскую разведку. Кто бы мог подумать!

– Я всегда говорил Джонни, что призвание его в другом. В нем умер неподражаемый актер.

– А тебя тянуло на приключения, – сказала она, стараясь, чтобы это не прозвучало слишком язвительно.

Он немного помолчал.

– Мне было пятнадцать, когда мой отец вернулся с войны, – наконец сказал Доминик. – Он был ранен, долго болел, да и шесть месяцев, проведенных в лагере для военнопленных, сказались на его психике. Но он часто говорил мне и матери, что не жалеет, что ему пришлось пройти через это, – захватчикам следовало дать отпор. Эти его слова стали для меня руководством к действию в университете. Я жаждал бороться против угнетателей – фашистов, коммунистов, против кого угодно.

Роз представила его таким, каким он был в то время, – молодым, красивым и отважным. Она вздохнула, сожалея, что не знала его в те годы, но потом подумала, что хочет слишком много.

– Мне бы и в голову не пришло, что тебя это волнует, – с ноткой иронии в голосе заметила она; возвращалась их обычная манера подтрунивать друг над другом.

– Волновало, и очень, – кивнул он, не сводя с нее глаз ни на миг. – И такое же неравнодушие сразу же понравилось мне в тебе, Роз. Это было первое, что бросилось мне в глаза, когда ты устроила эту акцию протеста под окнами моего офиса. Меня поразил тот факт, что тебе не все равно, что происходит с бедными индусами.

– Но почему ты ничего не рассказывал мне о другой стороне своей жизни? – прошептала она. – Я подозревала, что ты что-то скрываешь, только не знала, что именно. Долгое время я думала, что у тебя роман с Викторией. Не понимаю, почему ты не мог довериться мне.

– Роз, доверие здесь абсолютно ни при чем, – сказал он и взял ее за руку. – Я был двойным агентом. Это подвергало риску и людей, которых я любил. Я не был уверен, что ты с пониманием отнесешься к тому, что я работаю на истеблишмент, и я не мог ставить под удар наши отношения. К тому же я отчаянно хотел покончить с этим.

– Так почему же ты этого не сделал?

– Русские считали, что я очень полезен для них. Мне бы не позволили уйти.

– Но все равно можно было что-нибудь предпринять. Я могла бы помочь тебе придумать, как выбраться из всего этого.

– Я не хотел впутывать тебя. И я должен был тебя защитить. Особенно после того, как узнал, что мой коллега из КГБ Евгений Зарков умер, вероятно, был убит. И я знал, что находиться рядом со мной небезопасно.

– Поэтому ты исчез.