Была и вторая эсэмэска от Сьюз, отправленная ею через две минуты после первой.
Эбби улыбнулась. Что ж, хоть у кого-то на личном фронте все в порядке. Вздохнув, она открыла сообщение от Стивена – выбрав наименьшее зло из трех возможных.
Она догадывалась, что это за идея: использовать ее, чтобы бесплатно прорекламировать их будущую выставку, а потом приписать себе все заслуги. Как идейный вдохновитель. Она снова вздохнула и открыла послание Эллиота.
Она нахмурилась, задумавшись, не отменить ли встречу. Эллиот позвонил ей в день выхода статьи в «Кроникл» – уже после обеда, но на западном побережье США было тогда семь утра, – и полчаса с ней объяснялся. Рассказывал, как он упомянул всю эту историю и их открытия, сделанные в Санкт-Петербурге, в разговоре со своим редактором, и тот пожелал тут же опубликовать все это, пока у читателей еще свежи воспоминания о «Последнем прощании»; о том, что он сутки напролет писал эту статью, вообще не спал, только пил и курил. А Эбби не сообщил, что отдал материал в печать, потому что опасался ее реакции и знал, что редактор в любом случае все напечатает, несмотря ни на какие ее возражения. Закончил он их долгий трансконтинентальный разговор словами:
– Я не хотел тебя обманывать, Эбс. Поэтому ничего не сказал.
Эбби не была уверена, что два последних утверждения не являются взаимоисключающими.
И последним она открыла сообщение от Ника.
«Ну вот, еще один человек хочет со мной поговорить!» – мысленно вздохнула она, обратив внимание на это «целую» в конце и отметив, что на Ника это как-то не похоже. Он всегда критиковал людей, заканчивающих разговор поцелуями; это неестественно, говорил он, а потом начинал ворчать насчет того, что социальные сети лишают людей способности поддерживать живой контакт друг с другом. Должно быть, это возмущение было проявлением его женского начала. «Наконец-то!» – подумала Эбби, невесело усмехаясь.
– Что-то смешное?
Подняв глаза, она увидела перед собой Розамунду. Эбби была так увлечена чтением эсэмэсок, что не заметила, как та подошла.
– О нет. Просто просматриваю сообщения, – сказала она и встала, не зная, стоит ли им пожать друг другу руки, поцеловаться или поприветствовать как-то иначе. «Нет, ничего такого не нужно», – решила она, увидев выражение лица Роз. Она явно пришла сюда по делу, а не просто пообщаться. Эбби не винила ее: будь она на ее месте, она бы и сама не рассматривала себя как ближайшего кандидата в лучшие друзья.
– Спасибо, что сразу согласились встретиться со мной, – сказала Розамунда, которая позвонила ей в первой половине дня.
Эбби не хотелось объяснять ей, что ее готовность встретиться вызвана незагруженностью на работе и горячим желанием уладить – а на самом деле даже закрыть – вопрос со статьей, не доводя дело до разбирательства в суде.
– Я была рада, что с вами снова можно связаться, – быстро сказала она. – Я до сих пор чувствую себя ужасно после случившегося. Я говорила с Эллиотом. На него надавили и заставили сразу же отдать материал в печать, а мне он об этом не сказал, так как знал, что я рассержусь.
Ответные слова Розамунды стали для нее неожиданностью.
– А я сожалею, что ворвалась тогда к вам, явилась без предупреждения. Мне не следовало быть такой резкой, хотя вы, вероятно, можете меня понять – я была шокирована и очень злилась на вас, прочтя статью в первый раз.
– Разумеется, – сказала Эбби, по-прежнему чувствуя себя виноватой.
Они пошли по дорожке, и Роз взглянула на нее с выражением добродушного сочувствия на лице.
– Могу себе представить ваше положение. Очень трудно не соглашаться во всем с таким мужчиной, как Эллиот. Он такой обольстительный.
– Я думаю, он просто слишком амбициозен, – сказала Эбби, чувствуя, что краснеет, потому что в действительности она была обольщена им в буквальном смысле слова.
Розамунда согласно кивнула: