Прощальный сезон

-- Давай проверим, - сказал он, разводя полы незастегнутой телогрейки. Под грубой тканью оказалась теплая нежная кожа. Яна вздрогнула.

-- Еще... - пробормотала она. - Нет... не здесь...

-- Я ничего не делаю, - ответил приятно пораженный Кирилл, а она, запахнув телогрейку, взяла его за руку и уверенно повела мимо сторожки в жидкий перелесок, сквозь ветки которого светилось послезакатное поле.

-- Давно скучаешь? - спросил Кирилл, осмелев и понимая, что стесняться нечего - никакие слова не остановят девушку, которая твердо знает, чего хочет.

-- Больше месяца, - ответила Яна зло. - Даже Мишка сейчас, зять, и то не заезжает.

-- А ты с ним как?.. - спросил Кирилл, затрудняясь в формулировке вопроса.

-- Вообще-то нет, - ответила Яна. - Но когда больше никого... К тому же он, как Машка родила, затосковал. Хочу, говорит, дырочку узенькую... А там, говорит, где мужик пролез, хоть новорожденный, там, говорит, тоннель метрополитена... И Машка одно место не бреет...

-- А ты бреешь? - спросил Кирилл, теряя терпение.

-- Ага, - сказала Яна протокольным голосом. Они подходили уже к краю леса. Кирилл дернул ее за руку и прижал к себе.

-- Тоннель метрополитена?.. - спросил он срывающимся голосом. - А у тебя?..

-- Посмотри, - ответила Яна так же скучно.

Кирилл рывком раскрыл телогрейку. Яна снова вздрогнула и довольно засмеялась.

-- Там вон стог... - прошептала она. - Пойдем...

Обхватив его за шею, она повалилась на прелую солому.

-- На дно, говоришь, - прошептала она, мучительно извиваясь в его руках. - Посмотрим, как ты до дна достаешь... Посмотрим...

-- В общем, зачет, - проговорила Яна задумчиво. - Я давно заметила, что старые кошелки знают толк в жизни. Все лакомые куски себе гребут...

Она с треском застегнула молнию на джинсах. Кириллу захотелось ее ударить, но она нагнулась к нему и ласково поцеловала в щеку.

-- Жаль, - проговорила она. - Как жаль... При других обстоятельствах...

-- Что при других обстоятельствах? - выдавил Кирилл.

-- Не знаю, - сказала Яна равнодушно. - Женился б ты, к примеру, на сестре. Вместо Мишки. Я бы, может, в тебя влюбилась...

Она распустила короткую растрепавшуюся косичку и принялась заплетать заново.

-- Задницу накололо, - пожаловалась она.

-- Бред... - пробормотал Кирилл. В его памяти всплыл тревожащий вопрос, который весь день не давал ему покоя. - А что, старые кошелки часто развлекаются?

-- Я за ними не слежу, - ответила Яна. - У меня своих дел хватает.

Какая-то заведомая уклончивость почудилась Кириллу в ее словах.

-- И что потом? - спросил он.

-- Что потом? - повторила Яна, и Кирилл мог поклясться, что голос ее слегка вздрогнул. - Пошли. Меня хватятся. И тебя тоже...

Она поднялась и зябко закуталась в телогрейку. Они молча двинулись обратно. Кириллу хотелось задать ей много вопросов, гораздо более важных, чем дурацкие приколы, но язык будто замерз и не поворачивался. Молчание было таким всеобъемлющим, что страшно было нарушать... казалось, весь мир молчит Глухое безмолвие разливалось по поселку - никто не кричал и не пел... спали совы... лишь кузнечики пульсировали повсеместно, слева, справа, сзади, спереди... как кровь в воспаленных сосудах.

-- Комары, - проговорила Яна, когда они подошли к ее калитке. - Достали комары... Кругом неудобства.

Кирилл думал спросить, какие неудобства, кроме комаров, но промолчал. Он так погрузился в созерцание жизни ощущений, что не сразу заметил, как Яна тащит его на участок.

-- Нет, - сказал он, спохватившись. - Нет... - он чувствовал, что не перелезет через забор. Разве что повалив его вместе с собой на землю... - Как человек пойду, через улицу.

Яна пожала плечами.

-- Как знаешь, - проронила она безразлично, повернулась и, не попрощавшись, отправилась в дом. Кирилл пораженно стоял на месте. Он не понимал, что произошло. Ненормальная какая-то... много ненормальных... заповедник ненормальных. Может, место располагает... может, дачи на братской могиле, либо на скотомогильнике построены, что у всех крыша едет. Но был еще неуловимый компонент - то ли аромат... то ли память кожи от тепла и прикосновения... - мешавший оторвать взгляд от окна, полузакрытого занавеской, откуда доносились вперемешку голоса: елейный бабушкин ("Ай какая теплая водичка...ай, как с гуся вода... так с Сереженьки худоба...") и возмущенный до глубины души нетвердый детский ("Спа-си-е!.. По-мо-и-те!.. Ка-ла-ууул!..").

Было очень темно. Обходя угол участка, он на мгновение испугался, что заблудился. Дорожки развилкой расходились в стороны, и заборы незнакомые... Потом, сорентировавшись, он со скрипом отворил нужную калитку и заглянул на участок.

-- Кто? - жестко и пронзительно спросила Рита, сидевшая на крыльце, но, узнав его, помягчела: - Где тебя черти носят? Где ты бродишь?

-- Здесь, - ответил Кирилл. - Что, выйти нельзя?

-- Зачем тебе выходить? - спросила Рита подозрительно.