Прощальный танец

Сколько бы он себя не помнил, во Вселенной всегда была война. Жестокая и безумная, она никого не оставила без потерь — ни демонов, ни ангелов, ни тех, кого когда-то ещё именовали творцами. Из-за предательства огненнокрылые пали первыми, а тех немногих, кто уцелел, поработили. Способные творить — они были лакомым куском, как для демонов, так и для падших ангелов, серокрылых. Теперь же их участь была незавидной — закрытые резервации, где порой они содержались, как животные в клетках. Не в силах заставить творить по заказу, подчинивших большую часть огненнокрылых падшие ангелы, выкачивали у них силы, благодаря чему потом могли создавать в лабораториях своих химер и монстров.

Последний огненнокрылый на Тёмной стороне погиб задолго до его рождения. Во тьме они задыхались слишком быстро, так что не успевали оставить потомство. И потеря последнего творца послужила поводом для новой ещё более ожесточенной войны. Он сам был её результатом, сотворённый собственным дедом из того, что смогли спасти после гибели его отца. Тёмная сторона проиграла, а потому все разговоры старших были только о мести. Они сопровождали его с самого раннего детства, и не спешили стихать даже когда он вошёл в пору осознанной юности.

— Ты рождён, чтобы восстановить былое величие Тёмной стороны и всех демонов! — твердил изо дня в день его дед.

И теперь эти слова, как лейтмотив, постоянно звучали в его сознании. И всё же, вопреки ожиданиям старших, он совсем не спешил исполнить возложенную на него миссию.

— Это всё потому, что он всего лишь часть своего легендарного отца! — поговаривали одни. — Значит, и сил у него — всего ничего!

— Не стоит спешить! — не соглашались другие. — Такая сила может и восстановиться, но ей нужно время!

И время шло. Он рос слишком медленно, предпочитая скрывать свою истинную силу. Пока другие демонята вовсю хвастались своими достижениями — разными зверствами, обманом, воровством и убийствами, ему больше нравилось проводить время в мастерской и экспериментировать со своей силой. Он всё время хотел что-то создавать, но ничего, кроме резных снежинок, узоров инея, да ледовых фигур сделать ему не удавалось. Всё, что выходило у него не могло дышать, двигаться или же воссоздавать себя. Оно было изначально мертво.

— Да сколько можно? — ворчал дед, смотря на его творчество. — Ты только зря переводишь свои таланты! Тебе бы стоило уже заняться чем-то более серьёзным и важным!

— Ты хочешь, чтобы я отправился на войну замораживать серокрылых?

Каждый раз слыша этот ответ, дед злобно скрежетал зубами, но отступал.

— Для войны ты ещё слишком юн, — неохотно признавал он. — Твой лёд не сможет пока противостоять проклятому пламени.

Так всё возвращалось на круги своя, пока однажды не появился слух о сбежавших от серокрылых творцов. Несколько огненнокрылых сумели выбраться из резервации и спрятались в древних пещерах, что находились в нейтральной зоне. Демоны ринулись на поиски, надеясь обогнать серокрылых. Вновь стали происходить серьёзные стычки на границах, и дело явно шло к новой войне. Во всяком случае, дед старательно готовил тылы. В то время как его терзало любопытство. Ему очень хотелось увидеть хотя бы одного из огненных, потому он тайно сбежал. И, рыская по пещерам, наткнулся на него. Всего лишь дитя, пожалуй, как и он сам. У того даже не было крыльев, но всё это с лихвой окупалось невероятными способностями. То, что рождалось у него из божественных искр, потрясало. Как легко и непринуждённо сотворённое пламенем двигалось и жило, как озаряло всё вокруг перед тем, как рассыпаться водопадом искр. Увидев всего лишь крошечную огненную бабочку, он навсегда потерял покой. Ему хотелось поймать хотя бы одну из искр, чтобы отнести в мастерскую и изучить. Он принялся следить за юным творцом и втайне красть божественные искры, но все они, оказавшись в его руках, неизбежно гасли. Казалось, ему уже стоило смириться с неизбежным и сдаться, прекратив попытки. Но он без устали искал всё новые способы, а потом, после сотен неудач, решил и вовсе выйти навстречу. Познакомиться.

— Я — Ийри, — назвал он своё имя, смело глядя в смешливые огненные глаза.

— Кихи, — произнёс тот в ответ.

* * *

Хрупкая на вид, но невероятно отважная нага напоминала ему юного Кихи. Он, кажется, всегда был таким же: честным и правильным. Истинный свет невозможно запятнать, как ни пытайся, не потому ли восставшие ангелы так яростно пытались его истребить?

Он не мог забыть той картины, что предстала перед его взором, когда ему удалось пробраться в камеру. Кихи был едва живым. Пальцы почернели, а на теле виднелись жуткие ожоги и кровоподтёки от зверских пыток, лицо стало почти таким же серым, как у падших — эти беспринципные твари явно решили выжать всю его силу! Один глаз заплыл от побоев, а на губах застыла кровь, но он всё ещё пытался говорить:

— Зачем… ты здесь?

Его голос звучал безжизненно и хрипло.