Прощальный вечер (СИ)

“Валечка” двигалась без спеха, ехать было не много, потому владелец её не торопил. Гостья, равнодушно разглядывая приевшиеся за декаду лет пейзажи за окном, не отнимая от них глаз похвалила машину. Роман не сдержал довольной улыбки. Когда хвалили его Волгу, которую он сам приводил в порядок прошлым летом, тратя всё будничное время на починку чужих машин, а выходное – на покупки различных деталей и ремонт собственной, он всегда толику плавился. Комплимент принимался на свой счёт, но и за его “девочку” тоже было приятно.

— Твой подъезд? — водитель сбросил и без того небольшую скорость.

— Почти, но выйду я лучше здесь. Не хватало ещё, чтоб соседи тебя увидели.

В салоне повисло неловкое молчание. Мычание. Кати. Ей необходимо как-то затащить Ромку в квартиру. Сам парень в это время решался на отчаянный шаг.

— Ну…спасибо, Ром.. — бегло осматривала она лобовое стекло и торпедо.

— Катька? — перебив, он обратил её взгляд на себя.

— М? Мх!

Если между ней и старостой её класса ещё были какие-то мосты, то они только что с размахом, с грохотом, с километровыми клубами пыли и огня рухнули. Все транспортные пути между сознательностью, самоанализом, ответственностью и, непосредственно, их обладательницей были уничтожены. Их сожгли горячие и наглые губы Пятифанова. Желанные губы Пятифанова. Приятные, несмотря на табачный привкус. Смирнова была готова остаться в этом моменте навсегда, ведь это было самое настоящее, что происходило с ней в течении ненастоящей жизни. Тусклой, серой, в основном – школьной, похожей на белоснежный холст с тонкими гранитными линиями, которыми старательно вычерчен аккуратный натюрморт яблок в блюдце и кувшина с лимонадом, на который кто-то, вдруг, позволив себе дерзость, наляписто нанёс детскую гуашь. Но вопреки её желаниям юноша отстранился. Он серьезно смотрел вглубь её зелёных зенок, выискивая там односложный ответ. На самом деле он не был мастером импровизации, как считал. Или этот режим резко стал ему недоступен. Чётко он считывал только своё буравящее пах желание продолжить с ней целоваться, считать же, чего хочет она сама – немного затруднительно, ведь кровь постепенно, практически незаметно, отходила от мозга. Такая красивая… Её модная причёска и старомодное длинное платье с прикольным пухом внизу… Неожиданно она приблизилась к нему и поцеловала в ответ, давая разрешение на всё что он задумал. Негодяй был искуснее, использовал язык, засасывал её губу, пачкаясь помадой. Положил свои руки на её бёдра, вёл ими вверх, к груди под лентой, сжимая всё по пути. Катя придвинулась, насколько позволила коробка передач, Рома ответил тем же, поначалу она гладила его кисти, но переборов смущение перешла к ляжкам, сами инстинкты повелевали подняться выше.

— Проведёшь? — оторвавшись от него пролепетала девушка.

— А соседи? — его раскрасннешийся рот и лобжинка над ним изогнулись в издевательской улыбке.

— Похуй на соседей. — искренне заявила она уверенным и очень мотивирующим тоном, вновь приливая к парню, оставляя следы теперь и на шее. — М–м.. — изнывающе протянулось в машине, когда Ромка сжал её правую ягодицу.

«Ебать–копать! Катюха! Да ты как сраный пластелин! Если за тебя взяться, уже нахуй не оторваться! Всегда холодная и твёрдая, но сейчас, в моих руках такая горячая и мягкая…» — сумбурно вихрились мысли, подбирая странные метафоры. Парень действительно не мог отнять от неё мозолистые пальцы, но, продавливая впадину на спине, шаря вдоль обнажённых частей позвоночника, переборол себя, для того чтобы чуть позже сдаться – ей, себе, в плен, в рабство, лишь бы продолжать лизаться с этой бабой до остервенения, до посинения его губ и головки болезненно разбухающей в этот момент, под натиском её ногтей.

Как только по парадной разнёсся стук обтянутой кожей двери о косяк, школьники набросились друг на друга, точно дикие звери. Беспорядочно исследуя тела, они не проронили больше ни слова, обескураженные собственными действиями. Катькины гульки вжались в стену, Ромкины руки в Катю. Так, когда со сбивчивым дыханием, деваха сбросила ненавистную мешающую обувь, и оказалась на 6 сантиметров ниже, Роман, не став сбрасывать кроссовки, и теперь склонившись, затолкал её в свою комнату, которую определил по листам и медалям на стенах – на них пролился подъездный свет когда они заходили в квартиру. Он заметил это где-то на перефирии, жаждущим взглядом распивая любовницу, держа её круглое лицо в ладонях. Искать иные включатели не было ни времени, ни желания. Он желал только тела Смирновой, и, осмелившись признаться в этом себе, он захотел признаться в этом ей.

— Я, бля, никого ещё так не хотел, как тебя сейчас.. — быстро проговорив погрубевшим голосом, он стянул лямки её наряда, которые были единственным и очень хлипким поддерживающим тросом для её оголившихся, тяжёлых, крупных ахуенных сисек. — Весь вечер… Весь вечер я хочу тебя выебать, Катя… — впившись зубами во вставший сосок, он прервал своё откровение.