Прощание

Она с трудом подняла голову. Затылок болел, от запаха мочи ее мучил стыд, от холода ломило кости. Высоко-высоко над ней – как ей казалось – возвышался король, подбоченившись одной рукой и держа в другой факел. Она невольно залюбовалась его статностью и удивилась седине волос. Тогда, в колодце, она плохо его разглядела. В колодце. Ха-ха. Заваленный помоями туннель. По ее же приказу. И никакого Жакара в колодце. Только отбросы. Она сказала: «Жакар, тебе надо уходить». И он ушел. По ее приказу. Ха-ха. Король в помойке! Она захохотала как безумная и стала кататься по полу.

Тибо наблюдал за ней, опасаясь, не перестарался ли он. Он устроил ей пытку, сам того не желая?

– Встать! – повторил он сурово.

Виктория поднялась на корточки, потом проковыляла на босых подкашивающихся ногах к стене и привалилась к ней. Руки бессильно висели, зато она высоко подняла голову и бросила на него полный презрения взгляд.

– Король-неудачник, – сказала она.

Значит, в своем уме. Тибо шагнул вперед.

– Ну а ты? Ты теперь – никто, Виктория Доре.

– У меня будущего больше, чем у вас.

Тибо отметил, что она не решается говорить ему «ты», как говорила вчера Эме. Возможно, он еще имел в ее глазах какую-то власть.

– Поговорим о твоем будущем. Оно существует лишь в том случае, если ты поможешь схватить моего глупого брата.

– Он в изгнании.

– Я знаю, что это не так. Ты знаешь, что я это знаю. Не будем терять время даром.

– Будь он глупым, вы бы его уже нашли.

– Так я его и нашел.

Ногти Виктории впились в стену. Он лжет. Он ведь лжет? Там, где прячется Жакар, никто и не подумает его искать.

– Но если я пошлю людей взять его штурмом, будут лишние жертвы. Я хочу выманить его из норы, и для этого мне нужна приманка. Он, конечно, не стал тебя искать, но мало ли? Вдруг ты его еще интересуешь.

Всю ночь Виктория выстраивала защиту от этого довода. Да, возможно, Жакар ее бросил. Но этого еще недостаточно, чтобы сдавать его Тибо. Несмотря на всю ее порочность, у нее был собственный кодекс чести. Своя любовь и свое самолюбие. И они сияли, несмотря на грязную комнату и полное унижение, сияли как камни той сказочной подвески, которую Жакар рискнул ей подарить. Честь и любовь, нетронутые, переливающиеся: всю ночь она начищала их до блеска, чтобы они сверкали в темноте. Даже отгороженная от мира, униженная, она продолжала жить в победоносном сиянии, будто предначертанном ее именем.

Тибо заметил ее безучастность и сменил тактику:

– Ты послужишь мне приманкой. А взамен я смягчу наказание, которое, к слову, может стать для тебя трагическим. Государственная измена – это серьезно.

Виктория думала быстро. Она видела в роли приманки три преимущества: во-первых, так она узнает, лжет король или нет. Во-вторых, если король сказал правду, тайная встреча выгоднее Жакару, чем лобовая атака, в которой у Тибо будет превосходство и в числе людей, и в вооружении; и сама она, если повезет, сможет подстроить какую-нибудь заминку, чтобы помочь своему любовнику выйти сухим. А в-третьих – и это главное – теперь она может торговаться.

– Я хочу помилования, не меньше.

Тибо мрачно рассмеялся, сам удивляясь своему смеху. Разумеется, этой же ночью он отпустит Викторию на волю в обмен на Сири. Но эти несколько часов она остается его пленницей, и он не будет дарить ей надежду.

– Помилования? Исключено.

– Тогда ничего не будет.

– Ты пропала, Виктория.

Он развернулся к двери. Видя, что ее последний шанс вот-вот покинет комнату, она резко сменила курс.

– Хорошо.

Тибо подошел снова.

– Хорошо, ваше величество, – поправил он.

– Хорошо, ваше величество, – повторила она безучастно.

– Нет-нет. «Хорошо, ваше величество», с чувством и почтительно.

– Хорошо, ваше величество.

Вид у нее был, будто ей скормили лимон.

Тибо высунулся в коридор, потребовав перо, чернила и бумагу. Бумага была обычная, а не вощеная, для голубиной почты, и Виктория поверила, что король правда знает, куда нужно доставить письмо.

– Я диктую, ты пишешь: «Король лично приведет меня сегодня в полночь на мыс Забвения. При нем будет один свидетель и холодное оружие. Приходи так же, таково условие».

– Дуэль? – воскликнула она, и глаза ее заблестели.

– Молчи. И пиши.

То, что вызов написан рукой Виктории, могло выглядеть малодушием со стороны Тибо, но если у Жакара есть сердце, то так он не уклонится.

– Я хочу, чтобы он был уверен, что письмо – от тебя. Настаивай. Прибавь, что нужно.

Она дописала: «Приходи, Жак, умоляю. В.»

– Жак? Ладно…

Он вырвал у нее из рук письмо и вышел, хлопнув дверью.

Письмо Жакару было сложено в несколько раз, чтобы уместиться в небольшую капсулу, которую прикрепили к лапке голубя. Голубевод откормил его, не жалея льняных семян и рыбьего жира, вымыл теплой водой с яблочным уксусом, высушил на солнышке. И отпустил голубя скрепя сердце. Чемпион исчез за пару взмахов крыльев; своей новой голубятни он достигнет в два счета.