Прощание

– Симон, оттого, что это незаконно, играют теперь только больше. Ты это знаешь лучше меня. Ты долго был кучером, а кучера горазды играть, это всем известно.

– Во что вы хотите сыграть, сир? – смирился Симон, поднимая на него свой мягкий взгляд.

– В кости.

– Тогда у вас огромный выбор, сир.

– Раз так, я хочу и выпить заодно.

– Ну, если выпить, вам тогда в одну из закусочных, сир…

– А еще я мухлюю, Симон, это все знают.

– Ага… Тогда есть, например, один старый склад…

– И у меня долги.

– Тогда скорее задний двор на другом конце поселка, сир.

– А еще я таскаюсь с ножом, который хочу оставить при себе.

– Выпивоха, мухлевщик, в долгах, при оружии, сир… Хм-м.

Симон порылся в голове.

– М-да, – заключил он, – только это очень злачное место.

– Веди, я следом.

Охранник пошел впереди. Король – за ним, с незащищенной спиной, но без малейших колебаний, что впечатлило тех, кто с появлением свекольников уже начал было подозревать его в трусости. Рассредоточенные по порту патрули сбежались исправлять королевскую неосмотрительность. Они вступили на сырые переулки с разбитыми мостовыми, где неба не видно за висящим на веревках бельем. Прохожие всё редели по мере того, как улицы сужались, сходясь под конец как горлышко воронки, куда протиснется разве что кошка. Симон остановился напротив двери без вывески; одной из досок в ней недоставало. Не сомневаясь, что король отправит его на месяц-другой в церковь, он взялся за дверной молоток в виде руки в перчатке и постучал два раза по семь ударов, повторяя ритм.

В просвете от недостающей доски показалось помятое женское лицо.

– Кто там еще?

– Симон. Кучер.

– Ишь ты, кучер, говоришь? Давненько тебя не видно. С тех пор как на холм перебра…

Она вдруг замолкла: за спиной завсегдатая она как будто признала известное лицо.

– Открывай, Кандида, – сказал Симон.

– Это кто там еще, кучер? Ведь не тот же, о ком…

– Это он, – перебил Симон, просовывая руку в щель и открывая задвижку самостоятельно.

Кандида слилась цветом лица с сырыми стенами. Визит короля означал, что ее заведению крышка. Кучер еще пожалеет, ох, пожалеет об этом. Она смотрела, как Симон ведет монарха с патрульными по прогнившей дранке, которой застелен был пол в коридоре, затем по лестнице, на которой не продохнуть, на третий этаж и там останавливается возле покосившейся двери, из-за которой доносятся возгласы, утробный смех и грохот игральных костей по деревянному полу.

– Снова я забираю!

– Тьфу, вот чертяка!

– Что, опять тебя прижали, да? Ты подумай.

– Последний кон. Пора наказать Проказу. Ну-ка, кто его накажет?

– Я.

Игроки разом обернулись. Узнав короля, они брызнули по углам, как тараканы. Только Проказа остался сидеть на полу. Он чуть покачивался, еще не протрезвев. Король подошел к нему. Прочие игроки хотели было тихо дать деру, но на лестнице столкнулись с патрульными и быстро вернулись. Проказа встал. С циничной ухмылкой он ждал какого-нибудь боевого захвата.

Из-за нее всё и пошло под откос. Ох, уж эта ухмылочка на наглом лице!

Тибо, со дня равноденствия сдерживавший свои порывы, вдруг потерял над собой контроль. Королевский кулак обрушился на лицо Проказы. Нос хрустнул, брызнула кровь. Тибо ударил снова. Два зуба выбиты. Еще. Проказа закрыл голову локтями. Тибо уже не видел его. Он избивал его как мешок с песком, как единственный источник всех бед, как возможное покушение на Лисандра, как лес, забравший Мириам, как меч Жакара, как единственного попавшегося ему виноватого. Он уже собирался кинуться на него вновь, но Симон крепко схватил короля за плечи.

Вдруг Тибо разом обмяк, будто очнулся от кошмара. Он смотрел на содеянное, не веря глазам. Проказа осел на пол как старое рыхлое тряпье. Кто его так изломал? Тибо, не желая знать ответа, скорее спросил:

– Кому продаешь свои идеи?

– Идеи, король? Кто тебе рассказал? У кого это рот дырявый? – ответил Проказа, будто мало его избили.

– У тебя, чума ходячая, сам всюду хвастаешь, направо и налево.

– Чем хвастаю-то? Уж точно не работенкой своей. Навоз из ушей уже лезет.

– К черту навоз. Речь про пчелу. И про того, кто не умеет плавать.

Проказа усмехнулся, заранее закрываясь руками, но Тибо сдержался ценой огромных усилий.

– Кто тебе платит? На что играешь?

Тибо обернулся к забившимся в угол игрокам.

– Что он ставит?

– Да… деньги, сир.

– Крупные монеты, сир.

Проказа поднялся на четвереньки, выплюнул зуб и отер рот. Потом медленно встал, держась за стену. Несмотря на кровавые подтеки, лицо его не теряло дерзости.

– КТО?! – прокричал Тибо.

Проказа дернул плечами. И даже как-то сумел ухмыльнуться. Проклятая ухмылка, проклятое лицо. Ярость захлестнула Тибо пенной волной – невозможно противиться. Он схватил Проказу за пояс, повалил на колени, потащил к жалкой занавеске, оборвал ее второй рукой. Заплывшее грязью окно не открывалось, и он выбил стекло локтем.

– А ну за борт.

– Нет-нет-нет, – взмолился Проказа.

На кулаки ему было плевать, но высота пугала до ужаса.