Прощание

«Куличи, как всегда, изумительны», — с чувством проговорила Елизавета Степановна, но некому было достойно отреагировать. Из старой гвардии Захоржевских не осталось уже никого, кроме Ольги Артемьевны. Боясь возвращаться затемно, она приходила с невесткой Ксюшей, но это не радовало, скорее наоборот. Ксюшина молчаливость, прежде почти незаметная на фоне говорливости большой семьи, висела теперь над столом как душный колпак. «А почему нет Таты?» — пытаясь нащупать тему для разговора, спросила Елизавета Степановна. «Ее никто не ждал. Она очень редко бывала на Пасху», — отрезала бабушка, и Саша, который принес известие, что Борис Алексеевич простудился и не приедет, испуганно вздрогнул. «Теперь все очень заняты, — вздохнула Ольга Артемьевна. — Юрик еще вчера был уверен, что придет с нами, но ему нужно сдавать статью, и оказалось, что он зашивается». — «Естественно, — бабушка даже и не пыталась спрятать сарказм. — Надежный мужчина — зверь, неизвестный зоологии». При этих словах безуспешно вжимавший голову в плечи Саша не выдержал и поперхнулся, хотя, само собой разумеется, никому в голову не пришло бы, что это замечание относится и к нему.

«Хвалили куличи, и вообще все прошло благополучно», — сказала бабушка, когда, вернувшись, Феня, как всегда, стала расспрашивать, кто сколько ел и что при этом говорил. На праздники она уходила к «татарке», и данью, которую мы все обязаны были ей заплатить, являлось выслушивание рассказов о том, как татаркин муж Рюха, конечно, опять перебрал, Люська орала песни, хотя ни слуху, ни голосу, а под конец все чуть ли не разодрались. Останавливать Феню на середине рассказа умел один только Борис Алексеевич, и поэтому она всякий раз дожидалась, пока он уйдет, а если не удавалось, переносила рассказы на завтра. На этот раз необходимости в отсрочке не было, и Феня разливалась всласть.

Теперь мы все чаще ужинали на кухне. Когда приходил Борис Алексеевич, бабушка спрашивала: «Ну что, будем перебираться в столовую?» — «Как хочешь, Катюша, — отвечал он. — По-моему, и здесь тоже уютно». Годы катились уже без задержки. Раньше их как-то приостанавливало то одно, то другое. События делили время на дольки и отрезки. Какие события? В общем так, пустяки. Как-то раз бабушка вышла в аптеку купить таблетки от кашля и уже через полчаса вернулась с огромной коробкой. «Ты понимаешь, увидела на витрине. И деньги как раз с собой были. Ну как, тебе нравится?» Сервиз был и в самом деле неплох. Не веджвуд, но вполне добротная фантазия на темы веджвуда. К тому же пришелся кстати: из старого ведь разбились две чашки. Историю спонтанного приобретения сервиза все долго пересказывали и обсуждали. Особенно нравилась она Фене, которая, открывая бабушке дверь, каждый раз восклицала: «Екатерина Андреевна! Да что ж это вы? Никак ничего не купили?» — «Да, ничего кроме кекса», — снимая пальто, отвечала ей бабушка. «Да разве ж это покупка?» — укоризненно разводила руками Феня. Глядя на это представление, мы с Манюсей тихонько хихикали, и даже дядя Боря слегка улыбался в свою эспаньолку. Так продолжалось много месяцев, пока однажды на Фенин обычный вопрос бабушка вдруг ответила: «Не только купила, но и в долг влезла. Дайте-ка мне три рубля», и при всеобщем молчании — прямо немая сцена из «Ревизора» — передала деньги вошедшему вслед за ней парню, тащившему что-то тяжелое. «И что же это?» — первая пришла в себя Феня. «Ни больше ни меньше чем пылесос», — бесстрастно ответила бабушка. «Ну вы уж найдете, на что деньги выкинуть», — в сердцах кинула ненавидящая любую технику Феня и, повернувшись сердито, ушла, а мы принялись хохотать. «Cherie, но это же просто жестоко с твоей стороны», — отсмеявшись, проговорил Борис Алексеевич. «Ничего, это отучит ее от дурацких вопросов», — железным тоном ответила бабушка.