Прощание

Отогнав ненужные мысли, вгрызаюсь наконец в Лилиан Браун и начинаю перелопачивать конец пятой главы. Постепенно темп возрастает (успею, успею), но тут просыпается телефон. Ксения Викторовна — длинный разговор, М. А. — короткий, Юля Лапина — договариваемся, что они с дочкой придут ко мне третьего, Феликс — «кокетничаю». Потом — вот уж подарок! — чикагский Флейшман. Речи льются, как Волга, нет, как Ниагара. У него много новостей. Он сейчас все мне расскажет. Сопротивляться бессмысленно — слушаю молча. Но и это не помогает. Несколько раз возникает надежда, что поток иссякает, но всякий раз это ошибка, и когда после очередного рассказа о младшем сыне и чтения цикла новых стихов он, умиротворенный, замолкает и прощается, я уже полностью выпотрошена, и единственный выход — лечь спать.

На ночь читаю Агату Кристи (в ужаснейшем переводе). Нелепо, но ладно, не буду себя ругать, ведь еще длится праздник.

2 янв. ср.

Утро. Телефонный разговор с мамой и мое твердое заявление, что к «Любочке», куда мы с ней приглашены к семи, я приеду одна и позже. Решение вроде бы и разумное, но пугает его принудительность: ведь все это от страха, что с полной программой не справиться.

Сажусь к столу и начинаю переводить. Вроде идет неплохо, но на звонки отвлекаюсь с радостью. Антон забегает на полчаса. «Они отправляются за город». Кто «они» выяснить не удается. К счастью, снова звонит телефон. Длинный хороший разговор с Сильвией, дурашливый — с Зойкой.

В половине восьмого, когда я, наконец, одета и морально готова к выходу, звонит прилетевший с гастролей Бреслер. Переполнен обидами и хочет немедленно поделиться. Выкрикнув «С Новым годом! Сейчас не могу разговаривать — убегаю», хлопаю дверью и мчусь к автобусной остановке. За столом шестеро. Легкое ощущение бестолковости разговора: Ташкент, где у «Любочки» внук, положение негров в Америке, коррупция (вспомните Гоголя!), трудности воспитания детей — но в целом приятно: мы с мамой в гостях, и я с этим справляюсь.

Вернувшись, снова пытаюсь работать. Результат слабый. Начинаю раздражаться. Но тут судьба посылает палочку-выручалочку: звонит Нина Быстро покончив с поздравлениями, подробно расспрашивает о делах. Узнав, что воз и ныне там, предлагает поговорить с Левой Новиковым. Тот стал деканом и кое-что может. Заманчиво, разумеется, но бесполезно. Не могу я преподавать. Раз пять пробовала Или больше? (Неважно, результат неизменен.) А Нина трогательна. Готов ли уже рассказ «Страсти по Клюеву», о котором я ей говорила? Они с Мишей так ждут его. Ждут? Отправлю на днях.

И вопреки всякой логике ночь напролет читаю Агату Кристи. Сначала «Восточный экспресс», а потом и «Убийство лорда Экройда».

3 янв. чт.

В 12 — Юля Лапина Дурацкий вопрос: не хочу ли я отменить или перенести их визит? «Ну почему же! Все остается в силе». Вешаю трубку — и сразу же лезу на стенку от раздражения. Зачем они мне? Почему не поймала Юлию на слове? Ведь — редкий случай — голова ясная и пальцы, так сказать, тянутся к перу. Можно отставить перевод, доделать «Клюева», отправить его в Америку и с новыми силами взяться за «День именин». А теперь… Бегаю по квартире, яко тигр в клетке. Потом затихаю и забираюсь в кресло. Читаю все ту же Агату («Разбилось зеркало, звеня…»).

Отвлекаюсь, чтобы взять телефонную трубку. А это Каленская. «С Новым годом… надеюсь, что мы и дальше… мне так приятно… независимо от любых дел…» Как птичка, а ведь она ровесница моей мамы. От разговора дух поднимается, но тело — нет. По-прежнему сижу в кресле, смотрю, как сеет за окном снежок. Наконец появляется Антон: «У нас ведь вроде гости. Где приготовления?»

Они приходят. Юля выглядит лучше, чем я боялась, лучше, чем год назад, хотя тогда разводом и не пахло. Теперь, когда плохо всё, она снова светская львица (даже не львица, а гепард, как говорит Катя Мищенко). А Юля-младшая — ангел в продранных джинсах и с металлическими браслетами на руках. Интересно, как мы споемся? Выступать в роли массовика-затейника не хочу и не буду. Но выясняется, что это ни к чему. Непредсказуемый Антон быстро выходит в лидеры. Острит, рассказывает смешные истории, с равной галантностью обхаживает и тарахтелку Юлю, и ее обаятельно-молчаливую дочь. Все бы прекрасно, но как-то царапает, что он, двадцатисемилетний, видит как в маме, так и в дочке возможный предмет ухаживания. Вспоминается… Но не будем о грустном. Давайте просто веселиться.

В разгар застолья — требовательный телефонный звонок. Выхожу в кухню, снимаю трубку и, еще продолжая досмеиваться, говорю «алло». Но это мама.

…Вот и опять разбилось зеркало, звеня.