Прощание

— Куфштейнерплац и трехкомнатная квартира, которые вы рассматриваете как начало новой жизни, это, судя по всем вашим ассоциациям, не что иное, как символ возврата к матери. Мюнхен — это мать, к которой вы, каменщик-подмастерье, бежали из Пирмазенса, спасаясь от отца. Вы, следовательно, собираетесь сочетаться браком со своей матерью.

Зак бормотал, размышляя вслух:

— Чудовищные злодеяния совершаются в человеческом мозгу; неведомо для себя мы являемся жертвами чудовищных злодеяний. Ареной битв…

В поисках спасения я устремил взгляд в широкое окно и увидел плывущие облака…

— Давно пережитое прошлое, измененное до неузнаваемости, подстерегает нас на привычных путях нашей мысли, прячется в темноте и вдруг вспыхивает ярким светом… Все сохраняется, бесконечно видоизменяясь… Ни один жест не исчезает бесследно в пространстве, и какое-нибудь подергивание губ может рассказать о явлениях вековой давности. Силясь удержать нас, прошлое повсюду расставляет свои сети, оно тянет нас на аркане, пытаясь вернуть к себе… Потому, потому… — И Зак внезапно умолк.

Совершенное на этих днях убийство доктор Гох объяснял одним из детских переживаний преступника.

На школьной прогулке учитель лишил мальчика стакана молока. Все пили молоко, а мальчик в наказание за какую-то шалость стоял в стороне и только смотрел на своих товарищей. Этот стакан молока дал о себе знать потом, — невыпитый стакан молока, без ведома мальчика, давно о нем позабывшего, следовал за ним десятилетие за десятилетием. И вот однажды он увидел его во время обеденного перерыва на столе у своего начальника. Мальчик успел превратиться в благодушного папашу, таможенного инспектора, исполнительного чиновника с безупречным прошлым. А стакан молока превратил папашу снова в мальчика. «Отдайте!» — крикнул проснувшийся в нем мальчик начальнику, который стал учителем, отнявшим у мальчика стакан молока. «Отдайте!» — с угрозой повторил мальчик. Начальник не испугался и единым духом осушил стакан. Он не знал, какое превращение произошло с его подчиненным. Подумал, что тот позволил себе пошутить в несколько неуместной и неподобающей форме. «Сегодня ведь первое апреля».

Когда убийцу арестовали, он пил из пустого стакана, пил, не отрываясь, осушал целые реки молока и, опьянев от молока, лишь постепенно принимал облик таможенного инспектора, но от мальчишеской улыбки и от удовлетворенного чмоканья так и не смог отделаться.

Доктор Гох говорил лихорадочно, сбивчиво, он то и дело к чему-то прислушивался и озирался по сторонам.

— Слышите? — спросил он вдруг. — Кто-то поднимается по лестнице, дверная ручка… вот она шевелится, а кто посмел раздвинуть стены, теперь все эти скотские рыла уставились на меня! Проклятые квартальные врачи, они расселись по крышам и следят за мной в подзорную трубу… Кто это колет меня иголками? Кто зовет меня по имени? Не троньте меня, говорю я вам, руки прочь, или я буду стрелять… — Точно спасаясь от погони, он отбежал в самый отдаленный угол ателье, набросил на голову одеяло и жалобно заскулил: — Пустите меня! Я не хочу, я не пойду. Я не нуждаюсь в лечении. Я совершенно нормален. Я сейчас докажу это.

Зака, видимо, нисколько не беспокоило поведение доктора Гоха.

— Легкий приступ мании преследования, Гох скоро придет в себя…

«Нам есть что порассказать, — гордо переглянулись мы с Левенштейном. — Зачем нам „тот“? И без него у нас интересная жизнь».

Зак выпрямился, сидя в постели.

— Не думайте, братья, что и я рехнулся и мои разговоры о лучшей жизни несерьезны! Грядут новые времена, слышите, я говорю вам это. Мысли человека будут обнажены до тончайших извилин, а чувства разворошены в их затаенных глубинах. Многие куда-то устремляются в поисках приключений. Между тем внутри нас разыгрываются самые фантастические приключения. С ложью о «гармоничном» человеке покончено. Человек — это арена битв… Кровавые противоречия… Чудовищные злодеяния…

Зак тоже посмотрел в окно, следя за плывущими облаками.

— А потому…

Он помолчал, усаживаясь поудобнее на сбившейся постели.

— А потому каждый из нас должен очень зорко следить за собой, если он хочет стать хорошим человеком… Никогда никому не отказывайте в стакане молока, никогда… Каждый из пас проницаем для другого, но и каждый из нас проникает в другого… Закон сохранения энергии не только физиологический закон… и в психической сфере ничто не пропадает… Невероятные последствия… новая мораль… Новая теория спасения! Новое учение о человеческом счастье! Вот оно, да, вот оно, наконец!

Теперь и Зак сказал: «Вот оно, да, вот оно, наконец!» — и опять посмотрел в окно.

Так я смотрел в окно на пансион Зуснер, когда умирала фрейлейн Лаутензак, и это бесследное исчезновение оставило вечный след.

— Но что-то должно произойти… Так дальше продолжаться не может… И это что-то вытянет нас из трясины…

Он словно искал это «что-то» на горизонте, вдали.