Прощание

Мы остановились с краю этого столпотворения. Эйвинн, который тоже принес с собой фейерверк, достал крупный кубик, с виду напоминающий шашку динамита, и положил его себе под ноги. Его пошатывало. Ян Видар, как всегда с перепоя, молол что-то не умолкая, с его лица не сходила улыбка. Сейчас он разговаривал с Руне. Речь шла о кикбоксинге, и каждый обрел в другом родственную душу. Его очки все время запотевали, но он перестал снимать их и протирать. Я стоял в нескольких шагах от них и шарил глазами по толпе. Когда кубик рванул в первый раз и вокруг меня полыхнуло красным, я вздрогнул. Эйвинн радостно засмеялся.

– Неплохо! – воскликнул он. – Может, попробуем сразу два? – Он выставил рядом с первым еще один и, не дожидаясь ответа, поджег.

Кубик начал плеваться горящими шарами, и эта их ритмическая пальба привела Эйвинна в такой восторг, что он с лихорадочной поспешностью, не дожидаясь, когда отстреляет этот, выхватил третий.

– Ха-ха-ха! – хохотал Эйвинн.

Мужчина рядом с нами зашатался и свалился прямо в сугроб. К нему бегом бросилась женщина на высоких каблуках и стала его тащить за руку, не с такой силой, чтобы его поднять, а ровно с такой, чтобы заставить его подняться самостоятельно. Он принялся отряхиваться от снега, глядя куда-то вдаль, как будто не валялся только что в сугробе, а просто остановился поглядеть по сторонам. Двое мальчишек на крыше автобусной остановки наклонили свои петарды под углом к земле, подожгли и продолжали держать их в руках, отвернувшись от шипения, а потом отпустили, и те, пролетев несколько метров, взорвались с такой силой и грохотом, что все обернулись.

– Слушай, Ян Видар, может быть, ты еще эту откроешь? – спросил я.

Он с улыбкой открыл протянутую бутылку. Наконец-то я что-то почувствовал, но это была не радость и не грусть, а скорее быстро нарастающее притупление всех ощущений. Я выпил, закурил сигарету, посмотрел на часы. Без десяти двенадцать.

– Осталось десять минут, – сказал я.

Ян Видар кивнул, продолжая говорить с Руне. Я решил подождать с поисками Ирены до двенадцати. Я знал, что до двенадцати все, кто был у нее в гостях, будут держаться вместе, чтобы ровно в полночь начать обниматься и поздравлять друг друга с Новым годом: старые знакомые, они давно дружили, это была одна компания, в гимназии своя компания была у каждого, но от этой я был слишком далек, чтобы затесаться в нее в эту минуту. А вот после двенадцати все разбредутся, кто-то останется допивать, по домам разойдутся не сразу, но уже скоро, и вот в это время общей расслабленности и спонтанности я как бы ненароком появлюсь рядом, перекинусь парой слов и якобы невзначай пойду с ними вместе.

Под вопросом оставался Ян Видар. Захочет ли он пойти со мной? Там будут сплошь незнакомые ему люди, с которыми у меня было больше общего, чем у него. Сейчас его, похоже, вполне устраивало общество его собеседника.

Ну так спрошу его, что он скажет! Не захочет – ну и ладно. Но что моей ноги в том полуподвале больше не будет, я решил твердо.

И тут я увидел ее.

Она стояла чуть выше, на холме, метрах в тридцати от нас, окруженная своей компанией. Я прикинул, сколько их человек, но, кроме тех, кто стоял совсем рядом с нею, трудно было разобрать, кто пришел с ними, а кто присоединился только сейчас. Человек десять-двенадцать своих было точно. Почти всех я знал в лицо, тут были те, с кем она общалась на переменах. Красавицей ее нельзя было назвать – толстоватые щеки и наметившийся второй подбородок, притом что в остальном она была совсем не толстая. Белокурая девушка с голубыми глазами небольшого росточка, она чем-то напоминала уточку. Но все это не имело значения, потому что она обладала другим, куда более важным свойством – всегда быть центром притяжения. Стоило ей куда-то прийти и заговорить, как она и ее слова становились предметом всеобщего интереса. В выходные она никогда не сидела дома, всегда находила куда пойти: в кино, еще куда-нибудь, иногда в гости, а не то уезжала в горы или в город побольше. И всегда со своей компанией. Я ненавидел эти компании, ей-богу, а слушая потом, как она разливается соловьем обо всем, чем развлекалась на этот раз, начинал, кажется, ненавидеть и ее самое.

Сегодня она пришла в темно-синем пальто до колен. Из-под него виднелось голубое платье и чулки телесного цвета. На голове у нее была – как это там называется – диадема? Прямо принцесса, да и только!

Градус общего ажиотажа достиг высшей точки. Отовсюду слышались хлопки, взрывались петарды, со всех сторон что-то кричали. И тут откуда-то сверху, словно сам Господь Бог решил выразить свою радость по поводу наступления Нового года, взвыли сирены. Раздались ликующие крики. Я взглянул на часы. Двенадцать.

Ян Видар встретился со мной взглядом.

– Двенадцать! – воскликнул он. – С Новым годом!

Он начал неуклюже пробираться ко мне.

Вот черт! Никак он вздумал со мной целоваться?

Нет, нет, нет!

Но именно это он и сделал, обнял меня и приложился щекой к моей щеке.

– С Новым годом, Карл Уве! – сказал он. – И спасибо за все хорошее в прошедшем.

– С Новым годом! – сказал я.