Прощание без возвращения?

Что бы ни произошло, кто бы чего ни делал, все вместе и каждое явление в отдельности можно истолковать и так, и этак. Такова уж природа человека, что необычные явления, противоречащие его знаниям о законах природы, он либо благоговейно считает чудесами, либо отрицает. И то, и другое неверно. Ведь еще Гераклит учил, что как раз в силу сомнительности истину не удается познать, она как бы уходит от познания. Шопенгауэр заметил, что каждая проблема, прежде чем получит всеобщее признание, проходит три стадии (на первой она кажется смешной, на второй с нею начинают бороться, на третьей о ней говорят, как о чем-то само собой разумеющемся). Так не пора ли нашим ученым мужам перестать косо смотреть на парапсихологию и насмехаться над исследованиями потустороннего мира? «Ученый, смеющийся над чем-то, что в принципе возможно, — почти идиот», — сказал как-то с грубоватой прямотой Виктор Гюго. От основной массы наших профессоров и ученых нам не приходится ожидать каких-либо объяснений паранормальных явлений, потому что они об этом совершенно ничего не знают, хотя бывают, конечно, приятные исключения. Да и не хотят, не готовы они этим заниматься. Им мешают малодушие, отсутствие интереса, а зачастую и заурядное тщеславие. Если прав Цёльнер (Zöllner), предполагая, что профессорское тщеславие приводит к деградации функций разума, то дела с наукой о сверхчувственном у нас по-прежнему плохи. Можно ли ожидать от открытого в Западном Берлине Исследовательского института парапсихологии большего, чем уже накоплено в этой области, — это покажет время. Надеяться на государственные дотации вряд ли имеет смысл. А удастся ли с помощью метода символического тестирования (Symboltestverfahren), разработанного Райном, найти достаточное количество сенситивных, то есть способных к восприятию сверхчувственного, тоже весьма сомнительно. Во-первых, потому что этот метод (согласно доктору Рицлю) ставит тяжелейшие требования к людям с еще неразвитым даром внечувственного восприятия и, во-вторых, потому что людям, владеющим сенситивным даром, будет не так-то просто решиться на то, чтобы стать «подопытным кроликом», к тому же постоянно натыкаясь на недоверие, заявленное как «научный скепсис». И все же, исполнимся надежды и пожелаем молодым берлинским ученым подойти к этой столь запущенной области исследований с надлежащим настроем, который позволит им добиться успехов. Однажды, находясь в Вене, Дюпрель получил от некоего молодого человека, находившегося в глубоком трансе и выступавшего в роли медиума, сообщение, написанное зеркальным шрифтом. Вот этот текст (в русском переводе), зафиксированный, кстати, в присутствии одного известного ученого:

Жизнь рождается из смерти,
А источник света — прах.
Что вы видели, поверьте,
Не нуждается в словах.

Вне времен, пространств витаем

В вечности, в мирах иных.
И дары свои являем,
Тем лишь, кто достоин их.

Последнюю строчку, право же, стоит прочесть дважды, так как она содержит ключевой вопрос — «А достойны ли мы?» Почему мы думаем, что получили свыше абонемент на некие таланты, на то, чтобы проникать взором в высшие сферы, — способности, которые сумел приобрести кто-то другой? Вправе ли мы на основании нашего поведения, так сказать, претендовать на доступ к знаниям и познаниям, которые другим достались тяжким трудом? И не вправе ли те, кто там, по ту сторону, отказывается метать бисер перед свиньями? Ответы на эти вопросы пусть каждый даст себе сам.