Прощание с детством (СИ)

Девушка поморщилась, бросив взгляд на мальчика, сидевшего за первой партой другого ряда в полном одиночестве. Не за какие сокровища мира она бы не согласилась к нему приблизиться, потому что это грозило ей насмешками подруг. В глубине души она жалела этого человека и радовалась тому, что в душу к ней Рита заглянуть не может, как бы она не хотела.

С Пашей совершенно без смущения сел Саша и даже не подумал изображать то отвращение, которое как правило кривили все остальные, стоило им оказаться подле мальчика.

— А ты знаешь, где Леонова? — Рита обращалась к Кеше и достаточно громко, Марина и Оля могли хорошо слышать каждое слово.

Кеша напрягся и покачал головой, во взгляде его читались злость и недоумение.

— Как же! Вы же с ней друзья! — с наигранным удивлением воскликнула Рита, — тебя совсем не волнует, что с ней?

— Польских! — Елена Львовна постучала кулаком по столу, привлекая к себе внимание девушки и Маргарита покорно посмотрела в ее сторону, улыбаясь одними уголками красивых полных губ, — если тебе охота поговорить, выйди к доске и пиши словосочетания, потом объяснишь где здесь деепричастия и почему ты их так написала.

— Без проблем, — бросила Рита и вышла, уверенная в себе и собственных силах. Пока она была у доски, класс порядком заскучал. Марина рисовала цветочки в тетради, Оля писала записку Коле, но все время перечеркивала слова. Соня и Даша лениво беседовали о чем-то так тихо, что со стороны услышать, о чем они говорят было невозможно. Дима с Колей хихикали над чем-то со своей последней парты.

— Гляди ка… — сказал Коля Диме, — наш олигофренчик один остался, вот и нет его подружки…

К своему несчастью парень сказал это слишком громко и помимо его собеседника эти слова донеслись до Кеши.

Повисла тишина, которую нарушал только скрип мела по доске, а потом вдруг Кеша вскочил и оказался напротив Коли.

— Ты опять за свое взялся!? — прорычал парень, — я тебя предупреждал, чтобы ты их не трогал!?

— Барсуков! Ты что!? — закричала Елена Львовна, как чувствуя, что сейчас понадобиться их разнимать.

Коля сидел, как ни в чем не бывало, внимательно глядя на Кешу снизу вверх черными цыганскими глазами. На губах его играла улыбка. Отчего-то ему нравилось изводить друга, играя с этой больной для него темой. Одного Коля не мог понять, почему Кеша так печется об этих убогих, особенно о Лиде.

— Да чего ты завелся? — бросил он.

— С того, урод, что ты не имеешь никакого права говорить о них так! — Кеша схватил Колю за край футболки и вытащил из-за стола, но от удара тот увернулся, оказавшись проворнее и ударил сам.

— Что пристал!? — прошипел он, — защитник униженных и оскорбленных! Влюбился, да!?

Ответом ему послужил удар в челюсть, которая от его силы жалобно хрустнула. Коля хотел дать сдачи, но его схватил за плечи Дима и оттащил в сторону. Кешу держал Саша, хотя он так и рвался стукнуть Колю снова.

Марина, которая невольно оказалась на поле боя, теперь стояла за спиной у Саши и с нетерпением ждала продолжения разборки. Ей было немного обидно, что из-за нее никто никогда не дрался, а из-за каких-то больных детей здесь устроили такой дебош.

— Вы с ума сошли, оба!? — проорала Елена Львовна, расталкивая всех в стороны. — Барсуков! Тебе должно быть стыдно перед твоей тетей! Лучше бы она отдала тебя в приют, и ты бы там устраивал драки! — пристыженный Кеша опустил взгляд, его лицо исказила гримаса боли, потому что женщина напомнила ему о том, о чем он думать не любил, дальше она переключилась на Колю, — а ты, Михайлов!? Что скажет твоя мама?

— Ей плевать, — насмешливо сказал Коля, но голос его прозвучал глухо и хрипло. Он отвернулся в другую сторону.

— К директору, — приказала Елена Львовна, — перед Евгенией Олеговной будете объясняться, почему сорвали мне урок!

Андрей Андреевич мерил шагами просторный директорский кабинет, украшенный портретом Сталина, который висел здесь неизвестно зачем, разве что только Евгения Олеговна молилась ему и взывала к его духу, чтобы он научил ее управлять школой, как союзом. Кеша думал об этом и ему становилось как-то легче, хотя на душе было все равно скверно. Его голова была занята тремя девушками сразу и мысли были совсем не веселыми. Первой была Лариса. Кеша волновался о ней, гадал, что у нее случилось, потому что так просто прогуливать школу она бы не стала. Порой она приходила с температурой или насморком, с головной болью, да с чем угодно… Все-таки она была его другом и он чувствовал себя ответственным за нее, после слов Риты. Второй была Лида. Он не мог понять, почему вообще думает о ней, но ему делалось больно только при одном воспоминании о ее кристально чистых глазах, всегда таких испуганных, несчастных, как у загнанного зверька. А третьей была Лена, и его оглушало чувство стыда перед ней. За измену, за ложь, за мысли о других… За то, что он дрался не из-за нее и за то, что из-за нее ему драться почему-то совсем не хотелось.

— Ребята! Повезло вам, что Евгения Олеговна на собеседовании, — сказал в конце-концов Андрей Андреевич, — ну что вы такое устроили? Почему хоть?