Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919–1920

И все-таки это была тяжелая работа, поскольку почти все время мы были в дороге и покрыли на колесах добрую часть страны. Стояла сильная жара, и мухи просто зверствовали, а так как я потерял все свои личные вещи, мысль о неделе в штабе казалась очень приятной перспективой в смысле смены впечатлений. Я вскричал от радости, когда по приезде мне вручили телеграмму, которая пришла днем раньше.

«Немедленно отправляйтесь в штаб миссии в Екатеринодар для сопровождения главы британской миссии в длительной поездке по всему фронту, возможно, длительностью шесть недель».

– Это как раз то, что нужно! – восторженно воскликнул я.

Я одолжил дорожный мешок, наполнил его сменным бельем из своих чемоданов и следующей ночью выехал, чтобы явиться к генералу Холмену. Еще не зная, где нахожусь, я пил чай в его поезде на вокзале Екатеринодара.

Первые два дня в Екатеринодаре прошли в доставке на поезд провианта, погрузке лошадей и осмотре и снаряжении конюхов и эскорта, состоявшего из одного унтер-офицера и трех казаков. В это время я был свидетелем многих дискуссий между офицерами по поводу новой системы, вступившей в силу с приездом Холмена, и критика, как бы то ни было, не всегда была благожелательной. Я сам придерживался того мнения, что резкий вольтфас (крутой поворот) в политике миссии, на котором настаивал Холмен, заметно мешал легкой жизни многих работников нашего штаба, как русских, так и британцев, и я лично считал, что настало время хоть что-то предпринять.

Однако я сохранял спокойствие и следил за событиями, будучи уверен, что рано или поздно увижу потрясающие результаты той энергии и натиска, которые сейчас проявлялись Холменом и его сторонниками. Чем раньше недовольные уедут домой, тем лучше будет для всех нас, думал я, но это не касалось меня, потому что Холмен помогал мне и моим донским казакам, что позволяло заменять неподходящих офицеров в моей группе.

Холмен был невысоким, крепким мужчиной с седыми волосами и забавно мигающими глазами. Я был немалого роста, и он рядом со мной казался карликом. В прошедшей войне он был прекрасным администратором и вовсе не добродушно воспринял ситуацию, которую обнаружил в штабе миссии. Невзирая на попытки русских помешать ему, он был намерен посетить воюющие части на передовой и обсудил со мной шаги, необходимые для того, чтобы превратить миссию в более действенный инструмент.

Он прибыл в Екатеринодар со специальной инструкцией от самого Уинстона Черчилля, который был одним из главных инициаторов интервенции и попыток союзников помешать распространению коммунизма. Я служил под его началом младшим штабным офицером в 4-й армии во Франции, и тот факт, что он послал за мной, особенно меня воодушевил, поскольку при прежнем режиме моя прорусская деятельность не имела популярности в штабе, и я даже ожидал, что по возвращении в Новочеркасск меня отошлют домой.

Группа состояла из Холмена с полковником Дмитрием Звягинцевым, приятным образованным офицером из старой романовской конной гвардии – хотя и вовсе не свирепого типа, – который был главным русским офицером связи и переводчиком, также майора Винтера из Уорчестерского полка с князем Оболенским в качестве переводчика, двух русскоговорящих офицеров Харви и Робертса и меня самого.

Серьезную тревогу у меня вызвало то, что, вернувшись в Новочеркасск, я узнал, что Ангуса Кемпбелла во время моего отсутствия эвакуировали тяжело заболевшим тифом, а один из сержантов-инструкторов заболел холерой. Так как тиф обычно возникал от укусов вшей на грязном теле, он более или менее исчезал весной, но все равно было много случаев тифа, которые обычно оканчивались смертью и часто приводили к мании самоубийства, а иногда пациенты убивали медсестер. С другой стороны, холера быстро распространялась летом, и в то время как для борьбы с тифом не существовало сыворотки, прививка от холеры имелась. Местная привычка употреблять в больших количествах дыни, которые росли в самых неподходящих местах, была главной причиной так называемого «холерного живота», который исчезал по мере исчезновения этого фрукта. Я был привит от холеры и не заразился ею.

Поскольку мне надо было найти замену Кемпбеллу, я вошел в контакт с одним русским офицером – Петром Житковым, который работал военным инструктором в одном из училищ и хорошо говорил по-французски, на котором я тоже говорил. Я побывал на одной-двух вечеринках с ним и его подругой Александрой Тимофеевой, вдовой казачьего офицера, очень симпатичной девушкой, которой я немало восхищался. Житков был энергичным и полезным офицером, но часто легко поддавался переменам настроения и, похоже, считал, что с ним обращаются с недостаточным уважением по сравнению с другими, более старшими переводчиками.

Поезд Холмена, как и Сидорина, состоял из четырех или пяти вагонов с платформой для его автомобиля и помещениями для лошадей и русских конюхов и вестовых. Он был вполне удобен для двух-трехдневного путешествия и имел право подцепиться к любому поезду, который потребует офицер связи Холмена Звягинцев.