Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919–1920

На протяжении всего дня через город лились толпы отставших солдат из 2-й дивизии, и единственными войсками, готовыми сражаться и принести какую-то пользу, были кавалеристы корпуса, которым сейчас командовал Павлов, задерживавший продвижение врага возле Персиановки, что в 10 милях отсюда.

В канун русского Рождества вернулся Алекс Смагин, и он с Павловым, который по какой-то странной причине оставил командование войсками, ужинали с нами в гостинице «Центральная». К этому времени почти все, включая и большинство слуг, ушли – кроме двух ярко одетых горничных, даже не пытавшихся скрыть своего восторга перед неминуемым приходом большевиков. Огромное здание, где царило гулкое эхо, где вход был испещрен следами пуль, было пусто, ковры в грязи там, где по ним топтались тяжелые сапоги. Здание становилось убогим и пыльным, а в зале валялось опрокинутое растение. Мы с трудом добывали себе какую-то пищу, и для этого даже приходилось самим искать ее на кухне. Снаружи, в городе, там, где украшенные снегом крыши собора чернели на фоне свинцовых туч, в местах, где появились сочувствующие красным, слышалась спорадическая стрельба, а агитаторы возбуждали народ в рабочих районах. Было опасно выходить на улицу, и несколько человек были подстрелены, так что каждый, насколько возможно, держался подальше от улицы.

Все мы к тому времени были здорово измотаны и ожидали, что следующий день будет трудным, а потому легли спать рано. Но заснуть было трудно, потому что по коридорам взад-вперед постоянно бегали немногие из оставшихся постояльцев гостиницы, хлопали двери и грохотали ящики, которые перетаскивали в безопасные места. Я встал в 3 часа ночи и пошел проверить наш транспорт на случай, вдруг кто-то из отчаянно нуждавшихся обитателей либо какая-нибудь группа мародеров из отставших казаков удерет с ним, а день русского Рождества обещал быть отличным и светлым, под шум артиллерийской стрельбы, совершенно отчетливо доносившейся в неподвижном воздухе со стороны Персиановки.

Сидорин говорил мне, что собирается взять на себя непосредственное командование сражением, и, когда он попросил меня поехать вместе с ним, мы отправились в его штаб, который сейчас располагался в брошенном дворце. Наши кони были оседланы, а вещевые мешки собраны, поскольку я был вполне уверен, что следующую ночь мы проведем уже не в Новочеркасске. Через город текла хаотичная колонна из всех видов транспорта, в которой смешались и беженцы, и вооруженные, и невооруженные солдаты. Станция была забита охваченными паникой людьми и военными автомобилями, которые как очумевшие на бешеной скорости проносились мимо. Продолжали появляться деморализованные и утратившие порядок войска, солдаты в лохмотьях, не желающие подчиняться своим офицерам, а за ними последовали объятые ужасом торговцы и крестьяне, старики, женщины и маленькие дети верхом на лохматых лошадях, с собой они тащили свои перины, кастрюли и сковородки. Похоже, они знали, что мы уходим, и не стеснялись продемонстрировать свое отвращение. Вокзал превратился в преисподнюю грохота, и мы то и дело видели на удалении вспышки насилия и пожары.

И все же, несмотря ни на что, другие солдаты и большое число жителей все-таки беззаботно прохаживались с этой раздражающей русской беспечностью по улицам возле собора, в котором собралась масса верующих по случаю Рождества.

Все утро мы прождали возле канцелярии Сидорина, но он не пошевелил пальцем, а потом Пашков подслушал жуткий разговор, который пролил заметный свет на многие последующие события. Группа старших казачьих офицеров обсуждала ситуацию приглушенными, но все равно возмущенными голосами, и кое-что из сказанного ими дошло до ушей Пашкова.

– Какой смысл? – говорили они. – Зачем покидать свою страну и свое имущество ради войны за Деникина и помещиков? А что они сделают для нас, если победят, кроме того, что опять отберут у нас землю и вернутся к старым традицием монархистов? Красные заключат с нами мир и оставят нас в покое, поэтому какое нам добро от Деникина и англичан?

Уже было около 3 часов дня, и я отказался от всяких надежд добраться до места боевых действий, поэтому решил поехать верхом в направлении «Утенка», откуда была отчетливо слышна ожесточенная перестрелка. Когда мы пересекали площадь по пути к гостинице, нам показалось, что пулеметная дробь раздается вблизи, и я прикинул, что это в конце длинной улицы, проходящей мимо казарм.

Забрав лошадь и отдав всем приказание сесть на коней и двигаться вместе с транспортом на соединение с кавалерией Янова, я поехал на край города, и копыта моей лошади мягко ступали по скрипящему снегу. Вдруг по улице пронесся галопом какой-то казачий капитан. Когда он осадил своего взмыленного коня, тот рухнул на колени от изнурения.

– Все пропало! – завопил он. – Контрнаступление провалилось! Красные скоро будут в городе!