Это была чистая правда, Май уже пару раз встречал изображение Маммонэ в виде убегающего от обманутых хомо, тощего и поджарого золотого Гермесиса, или в виде бога гибридной медицины Асклепсуса, танцующего с тяжелым, заваленным тугими пачками вафель, подносом. Да что там какие-то второстепенные боги? Маммонэ уже не стеснялись изображать даже в виде приземистого быка или буйвола, или даже в виде золотой разжиревшей гиены. Несчастную Афродизи и вовсе изображали кому и как это было угодно и она постоянно оказывалась то в образе старой грудастой феи со смешными короткими крылышками, то в виде худющей волчицы с семью неправдоподобно большими сосцами. Одним из таких новоделов было изображение Афродизи в виде Дианы-охотницы во время ее беспощадной охоты на каких-то двуногих то ли оленей, то ли фавнов, причем, гладко и чисто выбритых и абсолютно безрогих. С искусствоведческой точки зрения подобные изображения были полностью бессмысленными. И действительно - зачем устраивать охоту на безрогих фавнов? Или оленей? Не пожирать же она их собиралась, в самом деле? И при чем здесь размножение или рекреационный блуд, которым якобы заведует Афродизи? Одним словом весь этот новодел можно было смело относить к художественным ересям и изучать его не с искусствоведческих, а с жандармских позиций.
Одного только старину Морса все эти современные творцы все еще боялись трогать и даже в храмах самой новой постройки он все еще представал в своем классическом виде массивного жертвенного стола, седла или плахи, правда, часто уже без скрещенных под буквой "М" мечей, и без черепов, а иногда уже и без самой буквы, но такое еще как-то можно было стерпеть истинно верующему военному прихожанину. Особенно если ты бывший искусствовед, специалист по античной культуре и еще помнишь, как беднягу Морса изображали настоящие древние скульпторы.
Впрочем, вот это конкретное изображение говорило, что среди ранних скульптурных пропагандистов попадались настоящие мастера своего дела, эдакие никому неизвестные лисиппы золотой эры. "Чего уж теперь, - подумал Май. - Других все равно уже не будет".
Сержант залюбовался скульптурой и настолько глубоко ушел в свои размышления о прекрасном и древнем, что очнулся только тогда, когда Джоуль сильно дернул за поводок и залился громким лаем. Этот лай сразу вызвал к жизни многоступенчатое гулкое эхо, которое начало, отражаясь от стен и купола, метаться по всему залу.
ОДисс резко обернулся назад и увидел перед собой худую низкорослую фигуру в широкой серой рясе с глубоко надвинутым на маленькую, как бы птичью головку, капюшоном. Капюшон был очень большим для такой маленькой головы и оканчивался широким темным раструбом в котором абсолютно ничего нельзя было рассмотреть даже несмотря на обилие факелов и светильников. Обернувшись, сержант так и застыл - с широко раскрытыми глазами, с расширившимся зрачком левого глаза и с механически положенной на кобуру ладонью. Он молча всматривался в темноту капюшонного раструба и не знал, что сказать. Наконец он почему-то решил, что перед ним стоит какой-то младший храмовый служка из тех, которые обычно отвечают за чистоту в очистительных залах да поддерживают огонь в светильниках. Эта тишина и противостояние явно затягивались, но вдруг по тоге служки прошла слабая вибрация (так это выглядело в полутьме) а потом высокий писклявый голос из самого центра темного раструба произнес:
- Мира и войны вам.
- Войны и мира нам всем, - автоматически ответил Май на стандартное храмовое приветствие. - Джоуль, молчать. Фу.
- Вы пришли сюда с собакой?
- Да.
- И правильно сделали, - сказал служка. - Триада любит животных. Правда, пока не очень крупных. Но это будет стоить вам несколько лишних килокалорий. Вы к нам за напутствием, знаниями или просто так - зашли посмотреть?
- За напутствием и за знаниями. И просто так.
- Покажите ваши вафли.
"Все жрецы Маммонэ одинаковы по всей Гее, - подумал ОДисс, вынимая из походного мешка пачку килокалорий. - Всегда и везде, по обеим сторонам от линии фронта".
- Хорошо, - сказал служка, пару раз качнув капюшоном в сторону пачки. - Все вместе обойдется вам в сорок килокалорий.
Май начал было отсчитывать вафли, но служка остановил его нетерпеливым жестом.
- Потом, - сказал он. - Возможно, вам придется за что-нибудь доплатить. Общий баланс подведем в конце нашей беседы. Вы не возражаете?
- Нет.
Служка обернулся к скульптуре и начал что-то неразборчиво бормотать, словно бы обращаясь к массивным круглым коленям Маммонэ. Через равные промежутки времени он совершал стандартные ритуальные телодвижения. Служка протягивал руки вверх и некоторое время как бы тер пальцами густой, напитанный благовониями воздух, словно бы проверяя на прочность невидимое тонкое полотно, потом едва заметно покачивал бедрами, энергично двигал тазом и сразу проводил пальцем под капюшоном, где-то в области горла, а потом снова принимался бормотать что-то невнятное и тереть пальцами воздух. Это продолжалось довольно долго и Май подумал, что это уже слишком и что такое представление не стоит и сорока килокалорий.