Пробираться по проспекту было очень тяжело из-за жары, толкотни и тяжелых городских запахов человеческого пота, дешевого одеколона, горелого масла, несвежей уличной снеди и еще каких-то тяжелых городских ароматов, которые смешивались в ужасное амбре и буквально не давали вздохнуть. Оказавшись снаружи автобусного салона Дей с Джоулем словно бы попали в узкий душный мешок, состоящий из раскаленного асфальта, выгоревшего на солнце тряпья, горячего ржавого железа, криков, глухого урчания маломощных моторов и потных гражданских тел. Оказавшись на городской улице, Джоуль сразу как-то сник и прижался к сапогу сержанта, его уши словно бы приклеились к лохматой голове, а хвост безвольно обвис и поджался под задние лапы. Сразу было видно, что это полевая собака, которая первый раз оказалась в таком месте.
- Ну-ну, - сказал Дей, потрепав Джоуля по голове. - Спокойно. Спокойно.
Вдобавок ко всему, как только они оказались в этом узком и душном мешке, по обмундированию Мая начали шарить ловкие и легкие пальчики городских воришек. Они быстро ощупали обмундирование и походный мешок сержанта, а потом переместились в область карманов кителя и галифе, как бы намереваясь проникнуть под их застежки и клапаны, и он пару раз ловил их специальным захватом, но не мог удержать, потому, что эти легкие пальчики были покрыты какой-то скользкой дрянью. Поэтому сержанту вскоре пришлось сбросить с плеча походный мешок и прижать его накладными карманами, в которых лежали сопроводительные документы и отпускные вафли прямо к своему животу.
Все это городское гражданское безобразие страшно злило и быстро утомляло, поэтому Дей решил не пробиваться на боковые улицы самому, а немедленно нанять какого-нибудь рикшу, чтобы побыстрее покинуть узкий и душный мешок, который в его сознании из центрального проспекта U-218 уже давно превратился в ловушку для военных отпускников.
Мото и велорикши прочно стояли в заторах рядом со ржавыми довоенными авто и лишь биорикши кое-как через них пока еще протискивались, буквально перепрыгивая и переваливаясь своими легкими колесами через капоты, прилавки и тела гражданских. Один такой биорикша как раз притормозил неподалеку и Дей начала пробиваться к нему сквозь очередную пробку энергично работая локтями и коленями.
- Куда? - не оборачиваясь, спросил биорикша, когда ОДисс и Джоуль запрыгнули под кожаный балдахин его коляски.
- Подальше отсюда, - сказал Дей, задергивая за собой кожаный балдахин. - И побыстрее. Плачу двойную.
Мышцы на голой спине биорикши сразу вздулись узловатыми буграми и он с такой силой дернулся вперед, что опрокинул на проезжую часть два или три лотка с какими-то грязными тряпками. Сразу за лотками оказалась низкая и темная арка в которую биорикша протиснулся с неподражаемым мастерством и уже через минуту они катили по какой-то боковой улице, полностью безлюдной, заросшей вьющейся по стенам тропической зеленью и прохладной. Хлопая тяжелыми ступнями по брусчатке, биорикша быстро бежал по узкой и тихой улице, бугры мышц на его спине уже покрывались потом и матово блестели в нестерпимом свете полуденного Гелиоса.
- Куда дальше? - спросил биорикша, когда шум, теснота и духота центрального проспекта остались далеко позади.
- К храму, - неожиданно для себя самого сказал Май.
- К какому? - спросил биорикша не оборачиваясь.
- А у вас их много?
- Много.
- Тогда гони к храму Маммонэ. Самому большому и старому.
Биорикша резко взял влево, потом снова нырнул под арку, потом еще под одну и вскоре Дей совсем успокоился, он понял, что инстинктивно взял правильное городское направление.
И действительно, не ехать же сразу в госпиталь? Он все равно никуда не денется, никуда не убежит от них с Джоулем. А вот посетить какой-нибудь храм никогда не помешает. Тем более не какой-нибудь там походный, развернутый пьяным жрецом перед самой атакой в какой-нибудь дырявой полотняной палатке, а самый настоящий - каменный, большой и старый.
Городские улицы, по которым быстрой трусцой теперь бежал биорикша постепенно меняли свой облик. Вокруг становилось все больше зелени и все меньше гражданских лиц. Иногда они казались совсем безлюдными, а кусты, низенькие деревья и лианы росли прямо из щелей домов, они словно бы пробивались сквозь старый бетон и ветхую кирпичную кладку домов докризисной и довоенной постройки, тянулись из этих узких каменных ущелий вперед и ввысь - к высокому и светлому небу.