Беренц был одним из худших его бойцов. Он был одним из тех окопных разгильдяев на которых никогда нельзя было положиться. Никогда и ни в чем. Выгребную яму и ту доверить ему было нельзя, а не то, что целую распылительную установку залпового огня. Двадцать тысяч джоулей в минуту, это не шутка. Если не следить за такой машиной как следует никакой артиллерии красноголовых не нужно. Рванет так, что не останется ничего живого в радиусе двухсот-трехсот метров от эпицентра. Проверенный факт, такое уже случалось. А кроме того Беренц был настоящим, стопроцентным полевым трусом из тех, что повсюду суют эту дурацкую алюминиевую фольгу. Таких болванов на переднем крае становится все больше и больше с каждым новым пополнением. Они прокладывают этой дурацкой фольгой буквально все - каски, кальсоны, кителя, бриджи, зимой - шинели, в сезон дождей - плащи. Надеются, что их спасет алюминиевая фольга. Верят в нее как в абсолютную панацею от вшей и почти неизбежной гибели. Болваны. А еще они постоянно вешают на свои грязные шеи официально утвержденные военной пропагандой амулеты, обычно - тяжелого золотого Маммонэ или золотую Афродизи, но никогда - золотого Морса. Свирепого бога войны они боятся не меньше, чем прямого попадания золотого боеприпаса СВЧ.
А еще таких вот болванов можно безошибочно распознать по протезам и имплантам. У храброго солдата все протезы и импланты всегда расположены спереди, а у таких как Беренц они всегда находятся сзади. Как правило, всем трусам очень скоро после прибытия на фронт ставят золотые пластины на спину или ягодицы, изредка - на затылок. Морс труса метит. И ведь у этих животных не хватает ума понять, что в их положении никак нельзя поворачиваться к противнику спиной особенно в ясные и солнечные дни, потому, что даже неопытный молодой снайпер противника легко определит их положение по золотому отблеску. Им остается только одно - бежать с поля боя спиной вперед (а ведь сейчас именно так и ходят в атаку все бывалые фронтовые храбрецы), потому, что этот простой фронтовой трюк резко повышает их шансы на выживание. Но нет, они всегда бегут с поля как обезумевшие животные, повернувшись к противнику своими золотыми спинами, своими сверкающими ягодицами и затылками, и поэтому регулярно получают новые порции этого металла в свои задние части, а потом полевые хирурги добавляют им еще протезного золота, и так они постепенно превращаются в полных золотых инвалидов.
Правду говорят окопные ветераны, что от страха полевой трус теряет не только свое последнее достоинство, но и последние капли элементарного солдатского здравомыслия.
Вот и Беренц уже давно сверкает золотыми ягодицами через просветы в своих ветхих бриджах.
И масло в распылительной установке он точно не проверял.
- Беренц.
- Я.
- Как ты думаешь, зачем красноголовые устроили эту дурацкую ночную атаку?
- Да кто же их знает, господин сержант? - толстые губы Беренца опустились углами вниз. - Может быть, перепились, а может им как раз накануне подвезли свежего чаю. Вы же знаете, господин сержант, какая кусачая и злая холера этот их чай. Пойди теперь разберись - что на них вчера нашло. Что такое на них вчера накатило... А может, им просто жить надоело? Бывает такое, господин сержант?
- Бывает, Беренц.
- Вот оно с ними вчера и случилось.
- Долго вчера труповозки работали?
- Наши до третьего часу, а их почти до утра возились. До чего ловко вы их вчера косили, господин сержант. Рядами их так и клали вчера, так и клали. Ровненько, как по ниточке. Задали вы вчера работы труповозкам, господин сержант, нечего об этом и говорить.
Это была правда, Дей слышал сквозь полузабытье контузии рев моторов и лязг гусениц, которые не стихали всю ночь, хотя сам бой он почти не помнил. В памяти остался лишь бегущий на его пулемет красноголовый с перекошенным от страха лицом, и еще золотые блики на корпусе его тяжелой антидотной гранаты. Бедняга метнул ее двумя руками, предварительно раскрутив, так, как это делали спортсмены древности, толкая тяжкие молоты во время своих состязаний и игр, но ничего у него не вышло, потому, что Дей нажал на гашетку мгновением раньше этого толчка. Сержант отлично помнил два рикошета от золотой каски красноголового и как он заваливается в тропический ковыль прямо перед амбразурой едва успев сделать свой последний бросок. Собственно, этот бедняга даже не бросил свою гранату как следует, а как бы оттолкнул ее от себя в сторону капонира из последних сил, и это спасло ОДиссу жизнь. Еще в его памяти пока оставались сильный хлопок и нестерпимо яркая вспышка, и это было все, что он помнил сейчас о ночном бое.
А потом наступило утро и под капонир залетела трупная муха.
"Да, что-то у них случилось сегодня ночью, - подумал Ули Май. - Что-то погнало их в эту дурацкую атаку".