Но основной причиной успеха стали общественные программы здравоохранения: к концу 1960-х туберкулёз уже не был основной причиной смертности в европейских странах и Америке.
Мы, счастливые люди XXI века, не можем понять и вообразить, какое ужасное влияние имела эта болезнь в прошлом. Будем же благодарны медицинскому прогрессу и приложим все усилия, чтобы его достижения распространились по всему миру.
Мастер
Они пили чай в кафе «Лион» на Стрэнде. Обычно они встречались там раз в месяц. Миссис Мастертон нравилась местная атмосфера – «изысканная», как она выражалась. Как повелось, они собирались провести вместе день. Миссис Мастертон разливала чай.
– Говорят, что твой отец болен, – бросила она.
– Папа? Болен? Я не знала.
– Мне сказал молочник, у него брат – таксист. Таксисты всё знают. Говорят, что хозяин «Рук Мастера» в Попларе заболел. Подробностей у меня нет.
– А что с ним?
– Я не в курсе.
– Ты его видела?
– Нет. Поэтому я хотела с тобой поговорить, Джулия. Когда вы в последний раз общались?
– Несколько лет назад. Точно не помню.
– Вы не ссорились? Ничего резкого друг другу не говорили?
– Нет, мы никогда не ругались, мы просто почти не разговаривали. Я никогда не знала, о чём он думает. Мне всегда казалось, что он странно на меня поглядывает. Не знаю почему. Может, просто казалось. Не знаю. Он всегда любил Джиллиан, но не меня, тут я уверена. А мальчиков он любил?
– Думаю, что любил, по-своему, – мать горестно вздохнула. – Странный он человек. Никогда не умел показывать свои чувства, но мне кажется, что сыновей он любил. И Джиллиан любил, это уж точно. Она была ему очень дорога.
Миссис Мастертон смяла салфетку, еле сдерживая слёзы.
– Жизнь такая тяжёлая. Все пропало, и у меня осталась только ты, отрада моя.
Мать и дочь сжали друг другу руки. В кафе играл пианист. Женщины умокли, погрузившись в воспоминания. Тишину нарушила Джулия.
– Надо навестить его.
– Я так надеялась, что ты это скажешь, милая.
– Зайду к нему в выходной.
– Умница.
Миссис Мастертон помолчала, копаясь в сумочке в поисках помады, а потом нерешительно добавила:
– Спроси его, будет ли он рад меня видеть, хорошо? Я не хочу навязываться, но если он согласится, я приеду. Бедняга… Тяжело представлять, что он болеет в одиночестве. Он не был мне дурным мужем, он хотел как лучше. Но мы никогда не уживались, и паб был для него на первом месте.
Ранним утром Джулия отправилась в Поплар.
Ей хотелось прийти к отцу до открытия паба. Трамвай дребезжал, проезжая по местам, которые она не навещала более шести лет. В семнадцать она сбежала отсюда при первой же возможности, но в двадцать три всё здесь было ей интересно, и она с нетерпением высматривала знакомые с детства места. Её охватило странное волнение, почти восторг – это были совершенно неожиданные чувства.
Она вышла раньше, чем требовалось, чтобы пройти последнюю четверть мили[35]
пешком, и по пути разглядывала знакомые заведения: универмаг на углу, где торговали конфетами, – они с братьями частенько туда наведывались; булочную, откуда вечно доносились дивные запахи; ломбард, над распахнутыми дверями которого красовались три неизменных медных шара[36]; лавку еврея-портного. Всё это было ей знакомо и успокаивало.Перед «Руками мастера» кто-то подметал. Она поздоровалась и спросила, дома ли мистер Мастертон. Ей ответили, что он тут, но болен и не принимает посетителей.
– Меня он примет, – сказала Джулия. – Впустите, пожалуйста. Я его дочь.
Мужчина перестал подметать, опёрся на метлу и уставился на девушку.
– Дочь! Я и не знал, что у него есть дочь. Он говорит, что его семья померла.
«Этой дочери и не было», – печально подумала Джулия. Он даже не рассказывал обо мне. Но если быть честной, сама она никогда не упоминала отца в беседах с девочками на коммутаторе; так почему же он, оставшись в одиночестве, должен был говорить о ней своим сотрудникам?
– Я его единственная живая дочь. Можете меня впустить?
Мужчина тут же приосанился.
– Нет, мэм, но у Терри есть ключ, он раньше был тут старшим барменом, а теперь управляет, с тех пор как начальник заболел. Я вас отведу.
Терри был также потрясён новостью о существовании Джулии и пробормотал что-то вроде: «Моя мать приглядывает за стариком». Девушке не понравилась подобная фамильярность.
– Если вы говорите о моём отце, называйте его мистером Мастертоном, пожалуйста, – сказала она холодно. – Прошу, пропустите меня к нему.