Оставив мать в такое тревожное время в городе, Зося пошла на большую жертву ради Атаназия, которую тот не оценил по достоинству. Какое дело ему было до скучной, чуждой ему дамы, постоянное пребывание которой в доме он переносил с большим трудом? Он очень радовался, что она не поехала с ними, а где-то в глубине души (в чем он не признался бы ни за что на свете) желал ей скоропостижной и безболезненной смерти в надвигающейся социальной буре. «„Большая любовь“, — думал закоренелый мыслитель, — отличается от малой и средней, в частности, тем, что все представляющее ценность для одной стороны, является „табу“ для другой. А поскольку мне дела никакого нет до тещи, то мое чувство к Зосе не то, каким должно быть. Но для будничной жизни хватит. Если бы не вся эта революция („И не Геля“, — раздался таинственный голос — этот всегдашний советчик в решительные моменты.) [Атаназий встрепенулся: „Что это, черт побери? Нет никакой Гели, пусть уж, если все...“], я был бы совершенно счастлив и удовлетворился бы спокойным написанием „посмертных“ рассуждений на философско-социальные темы. А так?»