Прощание с осенью

Пробившись сквозь заносы, поезд, во всем блеске солнца, устремился по наклонной в снежную равнину, на краю которой маячили погруженные снизу в опалово-фиолетовый туман горы, вознося чистые вершины с голубыми тенями на фоне салатно-кобальтового неба. Непостижимая красота мира поглотила все сомнения и противоречия. «Прежде всего — убежать от жизни. От тех самых, от опасных „микроскопических перспектив“, переводящих большую картину реальности в сумму маленьких противоречий. Этого надо опасаться, ибо это вгоняет в такие мысленные закоулки, из которых нет выхода. Долой слабость, даже в отношении вещей действительно благородных, если только они действительно не лежат на существенной линии предназначения. Через страдания — к вершинам жизни; это еще можно вытерпеть. Но страдания мои собственные, а не каких-нибудь там „лапсердаков“». Впору было спросить самого себя: «Ну хорошо, только во имя чего», но он вовремя сдержался. Безжалостный в ужасе своего безразличия вид солнечных гор подтверждал Атаназию эту истину. «Но только что виденный зобатый бедолага тоже живет в этом мире, только не  в и д и т  его — вот в чем разница. Да и мне не надолго хватит этого вида — это лишь мгновения, — надо кем-то быть. И опять-таки, что касается этого кретина (зачем я увидел его, черт побери?!), как ввести это христианско-нивелистическое равенство, как уравнять такого зобатого, например, с генералом Брюизором? В будущем будет только соответствующее использование труда во все более специализирующемся обществе и более высокая оплата — ничего больше. Но, кажется, именно это и происходит сегодня в Америке без малейшего участия нивелизма. А ценность идеи? Для того, кого держат в дисциплине, есть разница, кто его держит: то ли все общество для всеобщего блага, то ли какой-то индивид для удовлетворения своей фантазии. А бесконечность аппетитов, проистекающая из единственности каждого индивида в бесконечном мироздании? Верно, все это исчезнет в ходе дальнейшего социального развития. Нет — не решить мне этой проблемы. Клубок противоречий».

Потеряв интерес ко всему, он снова стал рассматривать горы.