– И это несмотря на плохое освещение? – попыталась заронить искру сомнения в его уверенность Мирослава.
– Будьте спокойны! – улыбнулся он. – У меня глаз алмаз.
– Я бы хотела показать фотографию также вашему швейцару.
– Михалыч отсыпается.
– Не могли бы вы дать мне его адрес? – попросила Мирослава.
– Приходите вечером, – начал бармен, но потом махнул рукой: – Сейчас я позвоню Михалычу, если он разрешит, то дам его адрес, тем более что живет он рядом.
Бармен отошел от детективов подальше и, набрав номер, о чем-то некоторое время переговаривался вполголоса с абонентом. Вернувшись, он сказал:
– Сейчас выйдете из клуба, перейдете улицу и увидите коричневое трехэтажное здание, обойдете его, подъезды с той стороны. Михалыч живет в среднем подъезде на первом этаже в угловой квартире с правой стороны, как подниметесь на площадку.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Мирослава.
Михалыча они увидели, как только подошли к подъезду.
– Я здесь! – прокричал он, точно был за тридевять земель от них, и помахал рукой. – Заходите!
Они вошли в подъезд, дверь квартиры уже была открыта. Поздоровавшись со швейцаром, Мирослава протянула ему фотографию.
– Посмотрите, пожалуйста, знакома ли вам эта девушка?
Михалыч сбегал за очками, водрузил их на нос и сразу стал похож на профессора философии.
Он крутил фотографию в руках и так и сяк, пробовал рассматривать даже вверх ногами, но потом вернул Мирославе и проговорил с сожалением:
– Та девушка была в темных очках и в сером плаще с капюшоном.
– Спасибо, – вздохнула Мирослава, – извините, что потревожили.
Детективы направились к двери, а Михалыч побежал за ними.
– Погодьте, – нагнал он их у самого выхода, – вот если бы вы мне ее живьем показали и в этом, – он показал руками капюшон, – я бы тогда…
– Спасибо, – еще раз поблагодарила Мирослава, – вполне возможно, что следственные органы воспользуются вашим предложением.
– Э, – погрозил он пальцем и засмеялся хриплым смехом, – не надо меня на органы, а менты, если что, пусть приходят, помогу, чем смогу.
– Они теперь полицейские, – сказала Мирослава.
– А нам все едино, – отмахнулся Михалыч и закрыл за ними дверь.
Когда они сидели в машине, Мирослава спросила Мориса:
– Вот скажи, ты бы надел летом плащ, пусть и легкий?
– Так дождь был…
– Ну и что?!
– В общем-то, наверное, нет, ограничился бы зонтом.
– Вот и я о том же. Следовательно, она заранее планировала.
Морис пожал плечами.
Вечером приехал Шура и сообщил, что испытывает двойственное чувство. С одной стороны, ликование, потому как дело близится к развязке. А с другой стороны, некоторую печаль. Мирослава не стала спрашивать о причине его печали. Она о ней догадывалась, так как и сама испытывала нечто подобное.
Подводя итог, Наполеонов сказал:
– На листках письма отпечатки двоих людей, покойного Артема Солодовникова и, надо думать, Александры Калитиной. Последние обнаружены на руле машины Шиловского и на других внутренних частях его автомобиля. Она даже не потрудилась стереть их.
– Наверное, ей было все равно, – тихо обронил Морис.
– То есть?
Миндаугас ничего не ответил, ему не хотелось объяснять, что с потерей любимого человека окружающий мир перестает существовать для любящего. Мирослава поняла, что он имел в виду.
А Шура сказал:
– Возможно, она была уверена, что мы на нее не выйдем. А пальчиков ее в базе нет. Так что, если бы не письма, нам и сравнивать было бы не с чем. Теперь дело стало за тем, чтобы найти и задержать гражданку Калитину. – При этом Наполеонов не сводил глаз с детектива.
– Шура, – попросила Мирослава, – не смотри ты на меня жалостливыми щенячьими глазами. Мне, конечно, нисколько не жаль денег такого клиента, как Эдуард Бенедиктович Шиловский, и я могу нанять спецов, которые отыщут Калитину. Она ведь обычная девушка, а не спецагент, и поэтому надежно спрятаться не сумеет. Да и не думаю, что она готова провести всю свою жизнь в подполье.
– И что же ты предлагаешь? – спросил Наполеонов.
– Порадеть о престиже полиции. У вас есть не просто фоторобот Александры Калитиной, а ее портрет. Состарьте его слегка и разместите всюду, где возможно. Объявите вознаграждение тому, кто укажет ее место нахождения.
– Опять деньги государственные, – сокрушенно вздохнул Наполеонов.
– Да, не плачься ты! Стрясу я эти деньги с Шиловского.
– Ну, коли так… – задумчиво проговорил Наполеонов, и по его лицу стало видно, что он принял решение. Уже перед тем как отправиться спать, Наполеонов неожиданно спросил Волгину:
– Как ты думаешь, почему Александра писала Артему бумажные письма? Ведь проще было бы переписываться по мылу.
Мирослава вздохнула и сказала:
– Конечно, проще. Но только я думаю, что переписка у них была не обоюдной…
– То есть?
– Писала только Саша. Я уверена, что Артем ей не отвечал.
– Но почему она писала все-таки не на электронную почту?
– Как натуре романтической, Саше, вероятно, казалось, что бумажные письма прочнее и долговечнее электронных, которые можно легко удалить.
– Бумажные можно порвать, сжечь или просто выбросить, – возразил ей Наполеонов.
– Можно. Но, как видишь, Артем этого не сделал.
– Рука не поднялась?