Но какое облегчение для инвалида: можно нести чемодан, держаться за поручень троллейбуса. Аккумулятор, вмонтированный в протез, расходует энергию только в «динамике» — во время движения, а в «статике» не разряжается. И хватает его до подзарядки на весь день.
Здорово? Ой ли…
Все это было еще до Афганистана. А потом, когда нужда в биопротезах резко возросла, вдруг исчезли предприятия и стационары…
Наступил «миллениум». Какое же бешенство я испытал, когда в одной их телевизионных передач слащавый голос с интонациями нищего, благодарящего за подачку, возвестил, что добрые американские дяди передали в подарок нескольким нашим инвалидам-афганцем изобретенные (конечно же, в США!) биоэлектрические протезы.
Воистину Россия — «родина слонов» и останется ею до тех пор, пока мы не научимся ценить гений своего народа, наш собственный гений!
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Каламбуры гения
Провидение, судьба — нечто, что назовут видением, фикцией, химерой или, если хотите, безумием, привели к происшествию, о котором я сейчас расскажу.
Итак, осенью 1942 года я стал студентом факультета приборостроения и оборудования самолетов Московского авиационного института (через два года из него выделился факультет радиолокации, куда меня по моей просьбе перевели). Мы, первокурсники, или, по «маевской» терминологии «козероги», оказались своего рода первопроходцами — и младшими, и старшими одновременно. Потому что «довоенных» студентов поспешили эвакуировать в Алма-Ату.
Через год они вернулись. Так вышло, что разрыв в пройденном материале между нами и ими, поступившими в институт еще до войны, составил всего семестр. Но смотрели они на нас свысока, словно кадровые солдаты на резервистов. Семестр как бы разграничил две эпохи, два студенческих поколения. А может, нас разделила их эвакуация, которой они подсознательно стыдились, и надменное отношение к «козерогам» было всего лишь защитной реакцией?
Мы отвечали им той же монетой: в наших глазах они были чем-то вроде дезертиров, «слинявших» с передовой в глубокий тыл. Словом, мы так и не сблизились.
Но много лет спустя я встретил одного из тех, «кадровых», и показалось нам обоим, что связывает нас давняя, трогательная дружба. А ведь, будучи студентами, мы не обмолвились и парой слов.
И вспомнили мы странную историю. Были на том втором курсе трое неразлучных друзей (с одним из них — Евгением Иосифовичем Ф. мы и повстречались («для тебя я просто просто Женя!» — сразу же воскликнул он). Двое из них, в том числе Женя, — гордость факультета. Не по летам степенные, члены славной КПСС (если память не изменяет, даже в партбюро состояли!). Важные неимоверно, теперь таких студентов, наверное, и не встретишь. Оба — отличники высшей пробы, сталинские стипендиаты. У декана пользовались незыблемым авторитетом.
А третий, как мы тогда считали, был заурядным шалопаем: перебивался с двойки на тройку, частенько посещал не Третьяковскую галерею, — Тишинский рынок, грандиозную московскую толкучку. Терпели его в институте единственно благодаря заступничеству именитых друзей.
Евгений Иосифович уже лет через пять стал доктором наук и оппонировал на защитах своих бывших преподавателей. Его добропорядочный друг сделался профессором немного позже, примерно в одно время со мной. Мы трое, безусловно, выполнили программу-минимум — заняли институтские кафедры. А вот насчет программы-максимума… Не думаю…
— А как ваш неразлучный друг? — поинтересовался я. — Окончил или выгнали? Ведь постоянно висел на волоске, и только благодаря вам…
— Это ты о Борисе Васильевиче? — удивленно взглянул на меня Евгений.
— О каком Борисе Васильевиче? — в свою очередь, с недоумением спросил я.
Евгений Иосифович хмыкнул.
— Раза три на прием к нему пытался попасть. В конце концов принял. «А помнишь, — говорит, — как по девочкам бегали?» — «Что вы, мне тогда не до девочек было. Сейчас наверстываю!»
— Так кто же он?
— Не знаешь Б.? — поразился Евгений.
И тут уж ахнул я.
По понятным причинам не стану называть фамилию бывшего «шалопая», как и огромного масштаба должность, которую он занимал. Ограничиваюсь выпиской из энциклопедии:
«…советский физик, чл. корр. АН СССР (1968), Герой Социалистического Труда (1967). Чл. КПСС с 1953. После окончания Моск. Авиационного ин-та (1947) работал…»
А дальше — сплошной камуфляж. И заглядывать под него вряд ли стоит…