«Прощание славянки»

Я попытался ее снова обнять. Она опять отстранилась.

— Обещал или сделал?

Я бросился к столу и потряс исписанными листами.

— Сделал! Вот!

Она положила ногу на ногу, спросила недоверчиво:

— Ты доказал, что они убили Пушкина, да?

— И Лермонтова тоже они! — заорал я в исступлении.

— Какого Лермонтова? — не поняла она.

— Того, которого я тебе утром читал! Забыла?!

Она засмеялась, как колокольчик.

— О-ля-ля… Слава, сядь. Успокойся. Да? И прочти мне Лермонтова. Про причину и следствие одновременно.

Я грохнулся на стул у стола и сжал виски, вспоминая любимую строфу из неоконченной «Сказки для детей». Иностранная таблетка работала четко — в памяти тут же всплыли загадочные строки:

Румяный запад с новою денницей
На севере сливались, как привет
Свидания с молением разлуки;
Над городом таинственные звуки,
Как грешных снов нескромные слова,
Неясно раздавались — и Нева,
Меж кораблей, сверкая на просторе,
Журча, с волной их уносила в море.
Задумчиво столпы дворцов немых
По берегам теснилися как тени,
И в пене вод гранитных крылец их
Купалися широкие ступени;
Минувших лет событий роковых
Волна следы смывала роковые;
И улыбались звезды голубые,
Глядя с высот на гордый прах Земли,
Как будто мир достоин их любви,
Как будто им Земля небес дороже…
И я тогда — я улыбнулся тоже…

Она смотрела на меня, широко раскрыв перламутровые глаза.

— Слава, почему он улыбнулся?

— Потому что понял, чему улыбаются звезды, глядя на «гордый прах Земли».

Она подсела поближе к столу.

— А чему улыбались звезды?

Я дернулся, мне захотелось выпить, но Натали молча удержала меня за руку. Пришлось ей объяснить сумасшедшее открытие юного гусара насухую:

— Нева, как Лета, как река времени, все смывает в море… Мы думаем, что все прошло, что время смыло и «грешных снов нескромные слова», и роковые события прошлых лет, а этот, почти безусый, мальчик понял, что ничто никуда не девается… Все остается в море… Не в обычном море, конечно, а в каком-то неведомом еще энергоинформационном море… Все остается там навсегда… Звезды улыбаются, потому что думают, что люди никогда не догадаются об этом. Но безусый мальчик догадался и улыбнулся миру звездной улыбкой Демона… Он понял это в белую ночь, когда увидел, как слились воедино причина и следствие…

Натали сняла пошлую шапочку и поправила мальчишескую стрижку.

— Неужели ваш Лермонтов знал это уже тогда? Да?

Я рассмеялся.

— Хочешь сказать, что и ты это знаешь?

Вместо ответа она тряхнула головкой и раскатила невидимый шарик:

— Стр-ранные люди вы, р-русские… Очень стр-ранные. Да?

Я не выдержал: обнял ее и хотел стянуть с нее футболку. Но она цепко схватила мою руку.

— Не надо. Да? Ты не веришь мне? Слава, я тоже обещала тебе. Да? Я рассчитаюсь. Да?… Потом… да?

— Когда это потом? — я боролся с ее рукой.

— О-ля-ля! Какая стр-расть, — рассмеялась она. — Ты хочешь доказать мне немедленно, что ты не голубой. Да? Не надо, Слава. Я тебе уже вер-рю. Да?

Я замер, как оплеванный.

А Натали как ни в чем не бывало взяла со стола первый лист новенькой копии и вдруг пробормотала растерянно:

— О-ля-ля… откуда у тебя эти бумаги, Слава?

— Мне их Костя подарил.

— Константэн? — задумалась она.— А у кого настоящие листы… как это по-русски? Да?

— Подлинник,— подсказал я,— подлинник оставил у себя Критский.

— Кто это? — спросила она быстро.

— Советник Константина. Игорь Михайлович. Холеный такой. Знаешь его?

Она от удивления подняла брови и стала озорным и нахальным пацаном.

— О-ля-ля! Это настоящий сюр-рпр-риз! Да? Спасибо тебе, Слава? Огр-ромное тебе спасибо!

— За что? — только тут задумался я.

Она кокетливо тронула меня за плечо и затаенно улыбнулась.

— Слава… Выйди на кухню. Да?

Она добилась, чего хотела. С мысли я сбился начисто.

— Раздевайся при мне… Я отвернусь, если хочешь.

— Нет, — сказала она сурово. — Выйди. Так надо. Да?

Как лев на арену цирка, рыча, я влетел на кухню.

Я проверил щеколду, подтащил к дубовой двери кухонный стол, припер его тумбой. Я шагал взад-вперед по кухне и думал, что, если Мангуст попробует сунуться ко мне в такой момент, я уложу его топором!

— Слава, я готова. Да? — раздался наконец из комнаты ее голос.

Сжимая в руке туристский топорик, я вошел в комнату… и уронил топорик на ногу…

— О-ля-ля! — смеялась весело Натали. — Зачем топор, Слава? Ты разве купец Р-рогожин?

Я понял, что расчет опять откладывается…

Натали стояла передо мной в узком, длинном вечернем платье, в элегантных замшевых туфельках на высоком каблуке…

Я сказал мрачно:

— Мне надоел этот маскарад!

Натали смотрела на меня с вызовом.

— Так надо, Слава. Да?