Прощание славянки

Но все это будет потом, а пока посол сообщил Грею о том глубоком удовлетворении, которое испытал император Вильгельм по поводу визита английской эскадры в Кильскую гавань.

Поговорив о пустяках, Лихновский попытался выяснить, какую позицию займёт Англия в надвигающихся международных осложнениях.

С этой целью он заявил Грею, что австрийцы собираются предпринять выступление против Сербии.

— Надеюсь, — как ни в чем не бывало, спросил Грей, — они не собираются захватывать какую-либо территорию?

Посол поспешил заверить собеседника в том, что цель Австрии заключается не в территориальных аннексиях. Затем откровенно разъяснил позицию Германии.

— Если Германия откажет Австрии в помощи, — сказал он, — Австрия будет недовольна. Если она поддержит Австрию, возможны серьёзные осложнения с Россией.

Особое беспокойство посол выразил в отношении возможных переговоров между Англией и Россией о морской конвенции.

По его словам, именно это мголо бы поощрить Россию на сопротивление Австрии.

— О чем вы говорите? — улыбнулся Грей. — Я сейчас не знаю более миролюбивой страны, чем Россия! Но если, — поднял брови министр, — какие-то осложнения всё-таки возникнут, то я сделаю всё, чтобы предотвратить грозу…

Подтвердил он и высказанное Лихновским предположение, что Англия не может допустить уничтожения Франции.

Никакой конкретики не последовало, и беседа была закончена.

8 июля Грей встретился с русским послом Бенкендорфом.

К этому времени он уже знал, что убийство наследника будет использовано венским правительством для военного выступления против Сербии и что оно получило благословление Берлина на эту акцию.

Министр обрисовал русскому послу всю серьёзность положения.

Бенкендорф внимательно выслушал Грея и заметил, что не пока видит особых поводов к тревоге.

— Я еще раз хочу обратить ваше внимание, — ответил министр, — на ту высокую вероятность австрийского выступления и враждебность Германии к России, о которой я уже имел честь доложить вам…

Сложно сказать, насколько посол проникся ощущением скорой войны, но первый сигнал тревоги пришёл в Петербург от Бенкендорфа именно из Лондона.

Затем итальянское посольство информировало Петербург об угрожающей позиции своих союзников-австрийцев.

9 июля Грей снова встретился с Лихновским.

Английский министр еще раз сообщил о миролюбивом настроении России и заверил, что Англия, не связанная с Россией и Францией какими-либо союзными обязательствами, располагает полной свободой действий.

Тогда германский посол спросил, согласится ли Англия в случае австро-сербского конфликта оказать умиротворяющее воздействие на Петербург.

— Если австрийские меры в отношении Сербии будут проведены в определённых рамках, — последовал обтекаемый ответ, — то будет сравнительно легко склонить Петербург к терпимости. Но это вовсе не означает того, что Австрия должна преступать определённый предел. В противном случае славянские симпатии могут побудить Россию обратиться к Австрии с чем-либо вроде ультиматума…

В конце беседы Грей снова заверил Лихновского, что сделает «всё возможное, чтобы предотвратить войну между великими державами».

Обратите внимание, Читатель, на тот интересный факт, что, если в беседах с Бенкендорфом Грей выступал отъявленным пессимистом, то на встречах с Лихновским он выглядел самым настоящим оптимистом.

В результате этого оптимизма Лихновский сообщил в Берлин, что Грей «был настроен весьма уверенно и в бодром тоне заявил, что не имеет оснований оценивать положение пессимистически».

И это он писал о человеке, который буквально в тот же самый день говорил Бенкендорфу, что «известия, получаемые им из Вены, ему не нравятся».

— Конечно, — ответил посол, — если Австрия попытается использовать убийство наследника, то общественное мнение в России не останется равнодушным.

— Именно поэтому, — согласно кивнул Грей, — положение и представляется мне очень серьёзным.

Беседы с Греем дали Бенкендорфу основания доложить в Петербург: «Его впечатления относительно намерений Берлина, почерпнутые из многих источников, являются не особенно благоприятными».

Возникает вопрос: почему, предупреждая Петербург, Грей не сделал предостерегающего заявления для Берлина?

Почему он даже не попытался осадить Берлин, прекрасно понимая, что он взял курс на войну.

Почему он не повторил опыта 1911 и 1912 годов?

Боялся «пацифистского» крыла кабинета, которое подняло бы шум по поводу угроз по адресу Германии?

Возможно, что это было именно так.

Но точно также справедливо и то, что избранная Греем линия поведения не только не способствовала сохранению мира, но и поощряла немецкую агрессию.

Что он должен был сделать, если хотел сохранить мир?

Грей это прекрасно знал из собственного опыта.

Когда в 1911 году, в момент агадирского кризиса, возникла угроза общеевропейской войны, английское правительство через самого Грея предупредило Германию, что Англия выступит на стороне Франции. И Германия ретировалась.

Точно так же обстояло дело и в конце 1912 года, когда заявление Англии о том, что она не останется нейтральной мгновенно отрезвило и Германию, и Австро-Венгрию.