Прощание славянки

Более того, сразу после Второй Балканской войны русский посланник в Цетинье А. А. Гире в записке, озаглавленной «Австро-Венгрия, Балканы и Турция. Задачи войны и мира» предлагал отказаться от односторонней поддержки авантюрного курса правителей Сербии и их планов присоединения к ней населенных югославянами территорий Монархии.

Русский дипломат еще в 1913 году пророчески предсказал, что «Великая Сербия» рано или поздно отойдет от России. Как отошла от нее после освобождения от турецкого ига Болгария, тоже мечтавшая стать великой.

Именно поэтому Гире пришел к выводу о необходимости изменения российской политики на Балканах: от конфронтации с Австро-Венгрией к сотрудничеству с ней в «духе Мюрцштега».

Напомним, что в 1903 году Илинденское восстание в Македонии привело к новому обострению ситуации на Балканах, и именно тогда Петербург и Вена скоординировали свои действия для успокоения региона.

В результате 3 октября в австрийском городке Мюрцштеге было подписано русско-австрийское соглашение о реформах в Македонии.

Султан вынужден был принять положения соглашения.

Мюрцштегское соглашение позволило во время русско-японской войны закрепить отношения с Австро-Венгрией секретной декларацией о взаимном нейтралитете.

Она была подписана в декабре 1904 года в Петербурге. Договор гарантировал нейтралитет в случае «неспровоцированного» конфликта с третьей державой вне Балканского полуострова.

Предусматривалось, что договор будет действовать до тех пор, пока Вена и Санкт-Петербург будут вести согласованную политику в делах Османской империи.

Как и многие европейские политики, Гире считал сохранение Австро-Венгрии в интересах России. А потому и призывал к согласованию интересов обеих держав вплоть до раздела сфер влияния на Балканах.

Его не послушали.

А между тем, Вена и Берлин только в 1913 году трижды предлагали Петербургу возродить союз трех императоров, преследуя цель оторвать Россию от Франции и Англии.

Однако царь на это не пошел.

Противоположную Гире позицию занимал российский посланник в Белграде Н. Г. Гартвиг, считавший, что именно Сербия является надежной опорой России на полуострове.

Такого же мнения придерживался влиятельный дипломат А. П. Извольский, посол в Париже, бывший министр иностранных дел.

Все это так.

Но одно дело предположения, и совсем другое — жизнь.

Да и как, интересно было бы узнать, Россия ужилась бы на Балканах с Австро-Венгрией со своими совершенно разными интересами?

Но это уже вопрос из сослагательного времени, и ответить на него не сможет никто.

Значит, надо было любым способом втянуть в войну Россию, ибо только военное поражение Монархии давало шансы на присоединение к Сербии населенных сербами, хорватами, словенцами земель Венгрии и Австрии.

Никакая другая страна на это просто бы не пошла, ибо гробить свою армию ради чужих интересов желающих не было.

Понимали ли в Белграде то, что конфликт с Австро-Венгрией может вылиться в мировую войну?

Любому политику было ясно, что предъявленный Веной ультиматум являет собой хорошо продуманную провокацию и неисполнение любого его пункта повлечет за собой военные действия.

Наверное, все-таки понимали. Но не остановились. Потому что терять-то по большому счету было нечего.

Вена никогда бы не пустила на самотек развитие Сербии, и сил у нее, во всяком случае, в то время было больше.

«Два принципа были в резком конфликте друг с другом, — объяснял желание Австро-Венгрии покончить с Сербией начальник Генерального штаба австро-венгерской армии и один из самых ярых приверженцев войны К. фон Гетцендорф, — либо сохранение Австро-Венгрии как конгломерата национальностей, который должен выступать в виде единого целого перед внешним миром и видеть свое общее благо под властью одного государя, или же рост отдельных независимых национальных государств, притязающих на свои этнические территории Австро-Венгрии и таким путем вызывающих разрушение монархии.

Конфликт между двумя этими принципами, нараставший давно, достиг высшей стадии вследствие поведения Сербии. Его разрешения нельзя было откладывать».

А раз так, то рано или поздно Сербия могла бы потерять незавимость и стать частью Империи.

Что было бы, если бы Сербия приняла все условия?

А вот тогда бы Австро-Венгрия рано или поздно обязательно нашла бы какой-нибудь другой повод к войне. Потому что дело было не в ультиматуме, а в стране, которая постоянно угрожала целостности Монархии. И в стоявшей за ней Германией, желавшей воевать именно летом 1914 года, против слабой России и не желавшей войны Франции.

И в какой уже раз восторжествовал лозунг Наполеона: главное — ввязяться в бой, а там будь, что будет!

Если же подвести итог нашему рассказу о терроре, как политическом методе, и идее создания Великой Сербии, то, надо полагать, тогдашним правителям Сербии и полковнику Апису было, что скрывать.

В том числе и от России, на которую они делали свою ставку.

Именно поэтому они приняли все унизительные условия австрийского ультиматума, кроме того, которое требовало проведения следствия на территории Сербии австрийскими чиновниками.