Прощание в Дюнкерке

Дорн решил, что магазин на площади, поблескивающий надраенными до хрустального сияния витринами, самый подходящий для него. И он не спеша направился к его дверям. Площадь была почти безлюдна. Только молочница катила тележку с пустыми бидонами, да в сквере у собора сидели чистенькие, разомлевшие на солнце старушки.

— Добрый день, мсье, — сказал Дорну хозяин, праздно сидевший у шкафов с товаром, — Что угодно?

— Здравствуйте. Я хотел бы присмотреть для себя костюм и сорочку. Если возможно — то и обувь.

Хозяин подозрительно покосился.

— Могу вам объяснить — я мирный человек. Вот мои документы. Но мне пришлось так быстро уехать из Франции, что…

— Я все понимаю, и я не полицейский, чтобы заглядывать в чужие паспорта, — вдруг смутился хозяин магазина, — Неужели там так все серьезно воспринимают?

— Да, настоящая паника. Уехать невозможно, от границы я шел пешком. Мне нужно срочно в Брюссель. Как лучше туда добраться? Я совсем не знаю этих мест.

— Что вам необходимо прежде — одежда или совет?

— Пожалуй, начнем с одежды.

— Прошу сюда, — указал хозяин на маленькую кабинку, а сам направился к длинной вешалке, где, как солдаты при построении в затылок, висели костюмы: двойки, тройки, фраки, смокинги, брюки со штрипками и расклешенные — на любой вкус.

Дорн прошел в примерочную, снял пиджак, критически осмотрел себя. Да… И впрямь беженец.

Хозяин принес два костюма, которые пришлись Дорну так, словно специально шились для него.

«Видно, этот человек давно торгует одеждой», — подумал Дорн. — Второй костюм более или менее подойдет Фернандесу, а вот что делать с Лихановым? У него настолько люмпенский вид, что любой полицейский задержит его с паспортом на имя бельгийского биржевика по подозрению в преступлении против добропорядочной личности».

Он взял оба костюма, три рубашки, четыре галстука и пару ботинок. В конце концов, Лиханов и Фернандес смогут купить себе ботинки в другом месте, подумал Дорн и как мог застенчивей сказал:

— Мне так нравится ваш товар, да и цены у вас куда ниже, чем в Париже или Орлеане, где я был совсем недавно. Надеюсь, вы не осудите меня, если я к взятым для себя костюмам посмотрю еще один — для отца? Он чуть ниже ростом, слегка полнее и шире в плечах. Неудобно являться без подарков, но сейчас во Франции не до сувениров.

— Все понял, — с улыбкой отозвался хозяин. — Вашему папе, пожалуй, подойдет вот это, — он бросил на прилавок темно-зеленый в коричневую крапинку костюм. — Вполне элегантен! Может быть, мсье воспользуется случаем и посмотрит еще что-то для отца и других родственников? — хозяин хитровато прищурился. — Известно, как война взвинчивает цены. А я пока готов на скидку за оптовую покупку.

— Я так благодарен вам! — сказал Дорн и достал деньги. — А теперь подскажите, как лучше добраться до Брюсселя?

— Поездом до Арлона. А до вокзала ходит автобус. Остановка через квартал, за собором.

Дорн взял увесистый сверток, пошел к городскому кладбищу, где Лиханов и Фернандес должны ждать его.

— Товар, предупреждаю, лежалый, — сказал товарищам Дорн. — Такое носили лет десять назад.

— Биржевики — люди консервативные, — усмехнулся Фернандес, без всяких церемоний начав переодеваться. Дорн порадовался, что костюм не выглядел на нем будто с чужого плеча. Чуть-чуть подвела жилетка, никак не хотела сходиться на груди. Но Фернандес быстро снял ее, накинул пиджак, не стал его застегивать и засмеялся от удовольствия. Впрочем, в распахнутом пиджаке он смотрелся даже с эдакой небрежной элегантностью.

Дорн вдруг позавидовал ему — хорошо быть от природы веселым человеком. А каков от природы он сам? И неожиданно подумал, что, наверное, он человек тяжелый. Подозрительность стала второй натурой. Или это только наблюдательность и связанная с ней привычка постоянно анализировать все — каждое свое и чужое слово, каждый свой и чужой поступок?

Лиханову оказались коротки брюки.

— Тебе бы еще полусапожки, и прямо вылитый охотник из частных угодьев, — опять посмеялся Фернандес — Дорн наверняка специально выбрал тебе костюм защитного цвета.

Утром следующего дня три провинциального вида господина, перекидываясь веселыми шутками, садились в «Дуглас» бельгийской авиакомпании. Кресла в самолете были мягкими, уютными, и после пережитого напряжения, после трудной дороги, двух бессонных ночей они моментально заснули. Проспали посадку в Копенгагене, не откликались на предложения стюардессы выпить коктейль, съесть сандвич, почитать газету или посмотреть журнал. Дорн видел во сне улицы Берлина, по ним скрежетали бульдозеры, летела пыль от рухнувших бюргерских домиков. Лиханову снилось детство, имение под Полтавой, речка и сенокос. Он улыбался, сквозь плотно прикрытые веки бежали слезы, но некому было заметить их. Фернандес словно провалился в черный, бездонный колодец — спал крепко, без сновидений.

— Рига, господа, Рига! Рейс завершен, поздравляю с благополучным прибытием, — звонко сказала стюардесса.