Прощание, возбраняющее скорбь

5. … Так слиток, обращен в сусаль, / Хоть золото истончено, / Все золотом пребудет цельным… — Это место является предметом переводческих разногласий: что имеется в виду — золотая нить или сусальное золото? «Нить» выбрали Бродский, Кружков и Топоров (в последнем случае — «проволока»). Сусальное золото — Шадрин: «Как золота тончайший пласт, / Он только ширится под гнетом». (У двух остальных переводчиков — Румера и Козлова — конкретика отсутствует, упомянуто лишь золото под молотком кузнеца.) В издании Донна с переводом Кружкова это место прокомментировано так: «В оригинале — ‘expansion’, технический термин, означающий раскатку. Души расплющиваются, как слиток золота, затем слиток бьют или растягивают (канитель) до воздушной тонкости (Исх. 39:3)»[4]. Данный комментарий содержит и противоречия, и неточности. Раскатка и растягивание — два совершенно разных технологических процесса, и приводимая метафора означает лишь один из них. Изготовление канители может включать в себя разбивание (плоский вид полуфабриката для канители называется битью), но только после вытягивания проволоки. Донн ничего не говорит о вытягивании, а только о битье (beat); слово «expansion», кроме того, не может отсылать к вытягиванию в длину, потому что означает «расширение», — если бы Донн имел в виду вытягивание, он бы использовал слово «extension». Собственно канителью является крученая спираль из золотой проволоки или полоски, которая для золотного шитья навивается на шелковую нить. Ссылка на Библию неудачна, потому что использован явно Синодальный перевод: «И разбили они золото в листы и вытянули нити, чтобы воткать их…» Это недоразумение, из листов золота нитей никто не вытягивает. Обратимся к другим переводам Библии, в первую очередь английским. В зависимости от датировки «Прощания» (проблема, в которую мы сейчас не будем углубляться), Донн мог пользоваться либо Библией короля Якова (1611), либо каким-то из переводов XVI в., которые в конечном счете восходили к Библии Уильяма Тиндейла 1526 г.[5]. В английской Библии Тиндейла, как и во всех позднейших английских переводах (включая версию короля Якова), — не «вытянули нити», а «разрезали на полоски». Упомянутые полоски и есть заготовки для золотной нити. Иной вариант дает Вульгата — глаголы стоят в единственном числе, будучи отнесены только к Моисею, и предложение звучит так: «inciditque bratteas aureas et extenuavit in fila, ut possint torqueri cum priorum colorum subtemine» («и нарезал золотые пластины и истончил в нити, дабы их можно было навить с нитью утка вышеупомянутых цветов»). Что бы ни подразумевал Иероним под «истончением», его описание точнее, чем в Синодальном переводе, который путается в разных стадиях технологического процесса. Вероятно, составители Синодального перевода при сверке с Вульгатой спутали два глагола — «extenuo» («истончать») и «extendo» («вытягивать»).

Таким образом, у Донна речь, видимо, идет все же не о нити, а о сусальном золоте, и правильно это место переведено у Шадрина.

6. … неслиянно-нераздельным… — Этот теологический термин был почти нащупан Г. М. Кружковым, в переводе которого — «мы нераздельны и едины». Мне показалось уместным отшлифовать эту формулировку до религиозной завершенности. Казалось бы, текст Донна не содержит прямых христологических отсылок. Но сама постановка вопроса — «два или одно?» — должна была напоминать читателю его времени об Афанасьевском Символе веры — тексте, который пользовался популярностью у протестантов эпохи Реформации и в Англии XVI–XVII вв. входил в состав типового молитвенника. Он содержит следующие слова: «И хотя одновременно Бог и человек, не два, а одно есть Христос… и как душа разумная и плоть есть единый человек, так Бог и человек есть единый Христос». К тому же если разлука влюбленных сопоставляется в начале со смертью, то возвращению героя к его возлюбленной должно соответствовать воскресение.

7. … циркуль… — Изначально являлся атрибутом аллегорической фигуры Геометрии как одного из семи свободных искусств (что вполне органично в стихотворении Донна, где можно усмотреть все элементы квадривиума: арифметику, геометрию, астрономию и музыку). С XII в. известны изображения Бога-архитектора с циркулем. Однако в эпоху Ренессанса символика циркуля расширилась. Впервые, как считают комментаторы, образ циркуля в любовной лирике использовал итальянский поэт XV в. Джованни Баттиста Гварино[6]. Образы циркуля и круга впоследствии займут важную роль в проповедях Донна, где в этих метафорах будет описываться Божественный Логос[7]. (Поскольку Логос есть Христос, то циркуль у Донна таким образом оказывается связан с христологической символикой, что косвенно подтверждает соображения о неявном присутствии этой символики в «Прощании»).