Прощание Зельба

Карл-Хайнц Ульбрих в темном костюме с жилетом и красным галстуком и в очках с серебряной оправой, через них он устремил на меня взгляд, который в его представлении должен казаться решительным и грозным.

— Господин Зельб…

Я засмеялся. Я смеялся потому, что спало напряжение последней минуты и напряжение от долгого стояния в неудобной позе. Я смеялся над костюмом Ульбриха и над его взглядом. Я смеялся над тем, что меня застукали в кладовке, как будто я любовник кооперативного банка, а Ульбрих — его ревнивый супруг.

— Господин Зельб…

Голос его не звучал ни решительно, ни грозно. Как я мог забыть, какой этот Ульбрих обидчивый малый! Я попытался досмеяться так, чтобы в последних смешках он почувствовал, будто мы смеемся вместе, а не я смеюсь над ним. Но было уже поздно: он на меня обиделся.

— Господин Зельб, скоро вам будет не до смеха! Вы же проникли сюда противозаконно.

Я кивнул:

— Да, господин Ульбрих. Точно. Как вы меня нашли?

— Увидел вашу машину на соседней улице. Где же вас было искать, как не у нас?

— Это же надо такому случиться, чтобы в Котбусе кто-то узнал мою машину! Наверное, я должен был догадаться, что Велькер назначит вас сюда новым начальником.

— Вы намекаете… вы намекаете, что я… Господин Зельб, ваши намеки на то, что я шантажировал господина директора Велькера, — это гнусность, против которой я выражаю решительный протест по всей форме. Господин директор Велькер понял то, чего не поняли вы, и с радостью воспользовался моими услугами. Понимаете? С радостью!

Я начал вылезать из кладовки, и мои онемевшие ноги распихивали чистящие средства, ведра, тряпки, щетки, метлы. Ульбрих смотрел на меня с укором. Почему, когда я общаюсь с ним, меня раньше или позже начинает мучить совесть? Я ведь ему не отец. Я по определению не мог быть ему плохим отцом. Я ему не дядя, не кузен, не брат.

— Понимаю. Вы его не шантажируете. Он рад, что вы на него работаете. А сейчас я бы хотел уйти.

— Вы же противозаконно…

— Об этом мы уже успели поговорить. Велькер не захочет скандалов у себя в банке. Я и полиция — это был бы скандал. Полагаю, он даже не захочет знать, что я провел пару часов в его банке в непосредственной близости от метелок и ведер. Просто забудьте о противозаконном проникновении. Забудьте про него и выпустите меня.

Он отрицательно покачал головой, но тем не менее повернулся и вышел из кухни. Я последовал за ним к черному ходу. Он отпер дверь и выпустил меня за порог. Я посмотрел налево, направо и услышал, как за моей спиной щелкнул замок и дважды повернулся ключ.

Боковая улица была пуста. Я хотел выехать к старому рынку, но перепутал направление и выехал на незнакомую широкую улицу. Здесь тоже не было ни души. Вечер выдался теплый, как раз для прогулки, для посиделок на улице, для легких разговоров за бокалом вина или кружкой пива, для флирта и пустой болтовни, но похоже, жители Котбуса не большие поклонники подобного времяпрепровождения. За углом я обнаружил турецкую забегаловку, перед которой на тротуаре стояли стол и два стула, заказал пиво с турецкими голубцами и сел.

На другой стороне двое мальчишек возились с мопедами. Периодически взвывали моторы. Через некоторое время ребята тронулись с места, объехали квартал раз, другой, третий. Потом снова остановились на другой стороне, не выключая ревущие моторы, а через некоторое время опять стали нарезать круги. И так продолжалось до бесконечности. Мальчики выглядели вполне прилично, они кричали друг другу совершенно безобидные вещи. И тем не менее рев двигателей казался агрессивным, напоминая бормашину у стоматолога. Прежде чем начинает болеть зуб, боль появляется в мозгу.

— Вы не местный. — Владелец забегаловки поставил передо мной тарелки, стакан и бутылку.

Я кивнул:

— И как здесь живется?

— Вы же сами слышите. Все время что-то происходит.

Он ушел в помещение, прежде чем я успел спросить его, что, кроме появления мальчишек с мопедами, здесь происходит. Голубцы я ел руками. Приборов не было. Потом сам налил себе пива. Мне не верилось, что Ульбрих шантажировал Велькера. Скорее уж Велькер, которого я предупредил, сам позвонил Ульбриху, пригласил его и нанял на работу. Достаточно посмотреть на Ульбриха, чтобы понять: все, что он может получить путем шантажа, для него ничто в сравнении с приличной работой.

Неужели Велькеру не важно, что вместо старательной Веры Сободы теперь работает ничего не смыслящий в банковском деле Карл-Хайнц Ульбрих? Или так ему даже удобнее? А она оказалась чересчур догадливой? Но откуда ему известно, что она догадлива? Может быть, протокол-файл зарегистрировал ее действия? Допустим, Велькер все узнал и сознательно заменил Веру Сободу на профана Ульбриха, чтобы снова отмывать деньги. Что это мне дает для разгадки смерти Шулера?

6 Грязная работа

Не успела Вера Собода со мной поздороваться, как в дверь позвонили.

— Вы думали, что запугали меня? Вы думали, я вас поэтому отпустил? Правильно?

Карл-Хайнц Ульбрих с видом победителя смотрел на меня.

— Я просто хотел выяснить, кто вам помогает.

Потом он посмотрел на Веру: