Прощаться не будем!

Я слушался его во всем, потому что он умел выживать в различных условиях, учитывая его широкую жизненную биографию. Оказалось, что после того как он пырнул меня ножом, ему дали срок, который он еще не отбыл. На этапе его эшелон разбомбили немцы. Они с группой других заключенных бежали в леса. Воевали вместе с партизанами. Снова арест, за кражу продовольствия. Тюрьма и призыв на фронт в качестве штрафника. За это время получил невероятный авторитет среди уголовников. Жизнь конечно его круто вывернула, но он никогда ни сдается. Этому принципу он учил меня постоянно, после нашего воссоединения.

Так вот вернемся к бою. Половина нашего батальона полегла под минами. Комбат, укрывшись в соседнем рве, из ракетницы подал сигнал нашей артиллерии.

Иван приказал сидеть мне на месте, а сам вылез навстречу к Ададимову. Вдруг оживает еще одна пулеметная точка немцев. Трата-та-та, трата-тата. Его скашивает пулемет. Сделав еще несколько шагов в сторону Ададимова, он замертво падает лицом в грязь. Руки его разведены в стороны, ноги сомкнуты вместе. Из слегка дымящихся раневых отверстий спины и затылка, медленно вытекает темная кровь, мгновенно пропитывая гимнастерку. Только я собрался ринутся к нему на помощь, как наша артиллерия начала обстреливать позиции противника.

Немцы, услышав канонаду с противоположной стороны, спешно покинули свои окопы, на вторую линию обороны, которая находилась за ДОТом. Наши снаряды ложились точно в цель. Я решил не ждать момента и рискуя жизнью, вопреки просьбе Ивана, под огнем артиллерии пробраться в первую линию обороны.

Перепрыгнув через бруствер, я тут же залёг в нём. Так как я был не особо большого роста, заметить меня было трудно. Там в окопе, я наткнулся на ящик с динамитом, гранатами и оружием. Выбросив свою винтовку, я взял трофейный автомат, гранаты, и укрылся в окопе пока огонь не прекратиться.

Минут через десять, с нашей стороны установилось затишье. Тут же я услышал немецкую речь и занял оборону, за бетонным сооружением, высотой до метра. Когда наш батальон снова поднялся в атаку, из этого сооружения открылся огонь из трёх пулеметов MG-42, и безжалостно косил наших бойцов. Люди таяли на глазах словно снег, зрелище конечно кошмарное.

Германский пулемет MG-42, он же пила Гитлера, при попадании в тело человека, буквально вырывал конечности. Именно поэтому на поле боя были четвертованные куски мяса, мало походивших на людей.

Скрутив в связку по три гранаты, я что есть силы швырнул в амбразуру ДОТа. И только я успел спрыгнуть с него, как через несколько секунд раздался мощнейший взрыв. По всей видимости там находился склад боеприпасов. Немцы не ожидали такого «представления» у себя в тылу. После подрыва, в ушах стоял страшный звон. Опираясь о бруствер окопа, я встал в полный рост и расстреливая весь свой награбленный боезапас, уничтожал одного немца за другим. Немцы перенесли огонь в мою сторону. Тут же меня настигла автоматная очередь. Я выронил автомат из рук и схватившись за грудь, истекая кровью, навзничь упал в окоп.

Штрафники ворвались во вражеские позиции. Стрельба перешла в рукопашную схватку. Из четырех сотен бойцов, которые были изначально, до «высоты» дошли только сто двадцать. Вскоре позиции были взяты. Своей хитростью и случайным везением, я способствовал прорыву нашего батальона на одном из участков наступления. Мы заняли этот рубеж, и только после этого к нам на встречу ринулись войска сороковой армии.

Что было дальше я уже смутно помню, две пули навылет прошили мне грудь и руку. Очнулся уже в госпитале. И судя по всему, был уже прооперирован.

Спустя неделю, ко мне в палату пришли с обходом бригадный врач, профессор Гурьянов, несколько ассистентов и офицер в форме НКВД.

Гурьянов осматривая мои ранения, доложил офицеру:

— Ну, что ж товарищ майор, у этого пациента было тяжелое ранение. Ему удалили часть легкого, и перелили кровь. На данный момент, его здоровью ничего не угрожает. Единственное, восстановление будет долгим, я бы порекомендовал какой-нибудь санаторий.

Майор усмехнулся:

— Я думаю, товарищ профессор, что санаторий мы пока опустим. Возвращение в родной полк, это для него сейчас превыше всего. Они все равно до сих пор в резерве сидят. Вот там и наберется сил.

Я не мог поверить своим ушам. От переизбытка счастья я ничего не мог сказать им в ответ.

После майор достал из своего планшетника документ, в котором значилось:

— Рядовой штрафного батальона Петровский! За образцовое выполнение поставленной задачи, и разгромом частей вермахта в данном районе, приказом командования армии за № 0-319 от 12 мая 1944 года, вы восстановлены в звании с возвратом всех наград. По предписанию, вы возвращаетесь в полк, где проходили службу ранее, в той же должности.

Растерявшись, я смог прошепелявить только одно:

— Спасибо товарищ майор, но где же мой следователь, полковник Зубов?

— Не беспокойся за него, он ушел на повышение. Я майор госбезопасности Кулагин, новый начальник управления! — после представления он добавил, — Да, а где твои зубы?

Улыбаясь в полрта, я ответил:

— Потерял, товарищ майор!