Прощение. Как примириться с собой и другими

Позиция радикального критицизма развивает непримиримость и питается ею. Иногда критицизм ставит пределы, например, говорится о том, что до 1917 года мы жили в прекрасной стране, а в советский период она превратилась в империю зла, где не было ничего хорошего, один лишь беспросветный и бездарный «совок». В других случаях речь идет о том, что и вообще в нашей истории нет светлых пятен, всевозможные злоупотребления и попрание человечности были и остаются доминантой русской жизни.

В любом случае критицизм, как, впрочем, и триумфализм, обнаруживает монотонность мысли и неспособность к объемному видению. Радикальный критик, как и последовательный триумфалист, видит в истории только то, что укладывается в его концепцию. Разница между ними лишь в направленности: один избирает позитивные факты (или дает позитивную оценку фактам неоднозначным), а другой концентрируется на негативном (или негативно оценивает сложные явления).

Критицизм приводит к тому, что мы впадаем, говоря словами Поля Рикера, в «высокомерный гиперморализм», с легкостью осуждая и отбрасывая целые исторические периоды. В такой позиции есть серьезное внутреннее противоречие: если действительно, как утверждают гиперморалисты, мы дети палачей, жившие в империи зла на выжженной земле, тогда откуда в нас различение добра и зла, красоты и безобразия, истины и лжи? Значит, все-таки были у нас родители, учителя, старшие друзья, которые смогли нам это передать? А если такие люди были, получается, что прошлое не вполне бездарно и пусто, несмотря на то, что тогдашняя государственная и политическая система не способствовала свободе и нравственности.

Читая биографию великого виолончелиста Даниила Шафрана[54], студент консерватории Женя обратил внимание на то, что первый большой успех пришел к юному музыканту в 1937 году. В это страшное время четырнадцатилетний мальчик Даня Шафран живет только музыкой и литературой, играет Генделя, Бетховена и Чайковского, читает Пушкина, Лермонтова и Толстого. Женя впервые подумал о том, что в любые времена, даже самые темные и грязные, у человека есть выбор, есть возможность строить свою жизнь на твердых основаниях добра и красоты.

Слабость и неправда критицизма определяются тем, что он переносит осуждение определенного политического строя на целый период народной жизни, чем отвергает те проявления человечности, благодаря которым мы сегодня существуем.

Принцип Эдипа: знание

Мы постарались показать те предустановки сознания, что препятствуют работе прощения истории. Теперь подумаем о том, как можно эту работу совершить. Прощение может состояться, когда я понимаю, что это необходимо лично мне, поскольку моя жизнь строится не только моими собственными поступками и выборами, но и народной, родовой, семейной памятью, которая в значительной мере влияет на меня, даже если я этого и не осознаю. Примирение с историей является личной потребностью, поскольку это шаг к восстановлению собственного достоинства и к освобождению от страха.

Чтобы простить, надо знать, что прощать. Чтобы быть прощенным, надо знать, за что просить прощения. Поэтому в работе прощения важно знание и открытый взгляд на историю. О бесстрашной воле к знанию рассказывает история Эдипа.