– Нет, никаких свидетелей не обнаружено. Мать Илоны говорит, что было светло, примерно пять часов вечера. В милицию она бросилась уже затемно. Там вообще посоветовали три дня подождать. Дочка, дескать, загуляла, а потом найдётся. Так действительно часто бывает, но здесь – не тот случай, – добросовестно докладывал Турчин. – Если её похитили опытные спецы, то со стороны могло показаться, что девушка садится в машину добровольно. А если и сопротивляется, то вроде как в шутку. Я эти приёмы хорошо знаю, – заявил Турчин. – Бабушка её, мать Юрия, кинулась в деревню, к какой-то бабке-гадалке. Та ответила, что девушка жива, но ей очень худо и больно.
– Если Илона была столь невинна, как ты говоришь, что с ней могут сделать? – Грачёв вертел в пальцах карандаш и рассматривал его с большим интересом. – Для чего она могла понадобиться? Скорее всего, хотят получить эти деньги в качестве выкупа. Но почему тогда не выходят на связь? Ждут, когда мама с бабушкой окончательно созреют и не будут торговаться? Что-то здесь не то, Сашка. Или у Саламатиных тебе не всё рассказали, или они сами ничего толком не знали. Откуда вообще взяли, что к этому причастен Уссер? Он ведь шкурками не занимается, а специализируется на наркотиках и драгметаллах.
– Юрий упоминал его фамилию в присутствии жены, – пояснил Турчин, прищурив глаза кофейного цвета. – Вроде бы, те деньги кредиторы в долг у Уссера взяли. Так это или нет, я пока не знаю. Если не веришь мне, дилетанту, то спроси у Алексея Даниловича. У него тоже имеется похожее дело. Может быть, расскажете?
– Я тоже хочу послушать Алдоничева, – согласился Горбовский, делая в календаре какие-то пометки.
Всё это время Алдоничев, круглолицый потный мужчина лет пятидесяти, невозмутимо пил чай. У него были выпуклые серые глаза под рыжеватыми бровями и ресницами, горбатый короткий нос и тонкие, светло-розовые губы. Они блестели так, словно их всё время подкрашивали помадой «Жизель». Алексей Данилович перешёл из «убойного» отдела в прошлом году, и с тех пор в его работе не было больших провалов.
– Чем порадуешь, Алексей? – уже обречённо спросил Захар.
– Нечем мне вас порадовать, товарищ полковник. Несчастливая моя звезда, не то, что у Тенгиза, дай Бог ему здоровья и счастья! Аделина Исаева пропала точно так же, как и Илона Саламатина-Стромберг. Единственное, что могу сказать, – почерк один и тот же. Муж Аделины, метрдотель из ресторана гостиницы «Астория», погряз в преступных связях. В свободное от работы время он баловался картишками, был неплохим каталой. Сначала ему везло, но потом Фортуна отвернулась. Он наделал долгов, а вернуть не мог. В «Астории» заметили, что в последнее время Исаева то и дело вызывают «на пару слов». Двадцать третьего августа он не вернулся домой. Нашли его под платформой станции «Озерки» – еле живого, с множественными переломами конечностей и рёбер и отрезанным кончиком языка. От побоев он потерял память, сейчас лежит в коме. Естественно, показания дать не может – ни в каком виде. Вероятно, и не хочет, чтобы не нарваться ещё раз. А Аделина просто не подходила к телефону, не открывала на звонки. Сын тоже никак не мог с ней связаться. Потом приехал, открыл дверь запасным ключом. В квартире порядок, дверные замки не повреждены, оконные шпингалеты – тоже. А женщина пропала без следа. Её видели накануне, на Каменном острове. Запомнили по шляпе с перьями и широкими полями. Ещё у неё были очень красивые серьги – с уральскими изумрудами и мелкими бриллиантами. Она садилась в дорогую машину на трамвайной остановке. Потом удалось выяснить, что марка автомобиля – «Вольво», номер иностранный, цвет кузова – тёмно-серый. Машина уехала в сторону Ушаковского моста. Больше ничего из свидетелей выжать не удалось.
– И тоже глухо? Записок сыну не было? – растерянно спросил Горбовский.
– Были, почему же! Сыну пришло письмо, напечатанное на принтере. Там говорилось, что долги Исаева прощены, но мать он больше не увидит – ни живой, ни мёртвой. Позже ему пришлют ещё одно письмо, чтобы он знал день, когда её надо поминать.
– Да, Алексей Данилович, спасибо, что напомнил! – сконфуженно сказал Турчин. – Матери Илоны сообщили то же самое, но только не письменно, а на словах. Позвонили среди ночи по телефону. Она даже подумала, что всё приснилось – так дико это выглядело. Тоже сообщили, что долгов за семьей больше нет, но Илону пусть не ждут.
– А ты говорил – на связь не выходили! – укоризненно сказал Захар. – Сам, что ли, ей не поверил?
– Знаете, если человек сидит на транквилизаторах, всякое померещиться может, – заметил Турчин. – Ведь гражданка сама не знает, во сне это было или наяву, так что я могу знать? Да, вот сейчас вспомнил, потому что окончательно понял – это действительно имело место.
– Что-то я не припомню, чтобы раньше людей брали не в заложники, а в качестве платы натурой, – Петренко качал туда-сюда узел галстука, как будто ему было душно. – Когда Исаеву видели на Каменном острове?
– Двадцать девятого августа, через шесть дней после происшествия с мужем, – сразу же ответил Алдоничев.